А затем мои мысли снова вернулись к Генриху. Самым большим изъяном в моём плане было то, что я всё ещё любила своего мужа. Любила его глубоко и до боли сильно. Ненавидела его и жизни без него не представляла. Любила каждый тёмный уголок его эсэсовской души. Ну и какая из меня после этого еврейка?
«Такая, которая гордится своим происхождением и никогда не забудет, кто она такая», решила я, расчёсывая волосы перед зеркалом в ванной на первом этаже. Я заходила в нашу общую спальню, только чтобы выбрать одежду на день, так что ванная на втором этаже была исключена. Там даже полотенца пахли его шампунем, его одеколоном после бритья, а меня это очень сбивало с намеченного пути; я хотела полностью отстраниться от него, пока не разберусь в своих чувствах.
Из какого-то чувства протеста против них всех — партии, что провела между нами эту черту и фюрера, возглавлявшего эту партию, я достала свою Звезду Давида из секретного места в двойном дне пудреницы, где я её держала, надела её и спрятала под платье. Буду танцевать сегодня в ней, и никто ничего и подозревать не будет, но я буду знать, что она на мне, и этого будет вполне достаточно.
* * *
В театре меня ждали довольно неожиданные новости. Гизела, наша прима, ещё до начала наших утренних занятий у станка, объявила, что скоро уйдёт в декретный отпуск, потому как ждёт своего первенца. После того, как все закончили обнимать и поздравлять её, Гизела предложила фрау Марте мою кандидатуру в качестве её временной замены.
— Вы знаете, как тепло я отношусь к каждой из вас, — она улыбнулась остальным солисткам. — Но Аннализа так меня выручила, когда я подвернула ногу, и справилась просто превосходно. Конечно, это не мне решать, но я всё же считаю, что она — самый очевидный выбор для труппы. Я ещё не встречала танцовщицу, настолько любящую свою профессию, и я говорю не только о технике, которую она отточила до идеала, но о том, как она полностью вкладывает всю душу в танец. Каждый раз, как я смотрю за ней на сцене, она настолько погружена в свой танец, она сливается со своим персонажем, и зритель проживает жизнь этого персонажа вместе с ней, все до единой эмоции — вот что делает её танец настолько увлекательным для публики.
— Ты слишком добра ко мне. — Я смущённо улыбнулась в ответ на её слова, но в то же время не могла не почувствовать прилив гордости за то, что кто-то настолько талантливый и успешный так меня хвалил. — Но мне с тобой никогда не сравниться.
— Да нет же, ещё несколько месяцев в роли примы, и ты станешь даже лучше меня.