Наконец, Нивье показалось, будто она слышит запах дыма. Она смертельно устала пинать, а то и волоком тащить здоровенного Радора, но мысль о близости деревни вселила в неё новые силы.
– Чуешь? Немножко уж осталось, потерпи, – шептала она не то Радору, не то самой себе.
Радор был невыносимо тяжёл. Он смотрел в густо-синее небо безмятежным пустым взглядом и улыбался. Нивья ругалась сквозь зубы так, как никогда не стала бы ругаться в деревне при свидетелях.
– Давай же! Пойдём! Радор!
Но Радор даже не передвигал ноги, наваливался на Нивью всей тяжестью своего могучего тела и молчал, только вздыхал время от времени.
Нивья подталкивала его, пихала в рёбра, подгоняла в сторону просвета между деревьями. Она старалась не думать о том, что за стволами может виднеться вовсе не выход из леса, а простая поляна, за которой вновь начнётся чаща.
Лешачата мигали любопытными глазами и хихикали в сжатые кулаки, глядя на страдания смертной девки.
– Рад ты, Смарагдель? – прошипела Нивья. – Нарочно подстроил так? Нарочно Радора чем-то опоил? Знал же, что всё равно твоим будет. Только я тебе его не отдам. Он мой! Слышал? Мой!
От её крика с макушек деревьев взлетела стайка птиц и устремилась в соседнюю рощу.
– Радор! – Нивья затрясла жениха, а потом наотмашь ударила по лицу. – Приди в себя! Ну же!
Небо стремительно темнело, теряло яркий закатный цвет. Нивья скрежетала зубами от злости: уже совсем скоро начнётся праздник! Совсем скоро лик Серебряной Матери нальётся румянцем, и истечёт срок, установленный лесовым и Господином Дорог.
– Не для того я целый день по лесу бегала, чтоб сдаться из-за твоей глупости!
Нивья оттолкнула Радора, он качнулся, будто хотел упасть ничком в мох, но в последний момент вернул равновесие и встал на нетвёрдых ногах, так же блаженно глядя в пустоту перед собой.
Нивья бросилась в кусты. В ракитнике под ногами хлюпала влага, и молодой кустарник легко выдернулся, стоило Нивье дёрнуть ветки на себя. Она надёргала жимолости, ракиты и багульника, схватила в охапку и кинулась обратно к Радору.
– Помогай! – крикнула она без всякой надежды на то, что Радор её услышит, и принялась связывать ветки полосками наспех снятой коры.
Пот градом катился по спине, ветки царапали руки, волосы растрепались и прилипли ко лбу, но Нивья упрямо продолжала мастерить волокуши. Она то и дело бросала взгляд на небо: оно наливалось чернильным, тяжёлым, и темнело быстрее, чем следовало бы. Нивья шикнула. Ещё бы. Что стоит Смарагделю наворожить быстрое наступление ночи? Лесовой не обещал, что игра будет честной.