Как ни старались гитлеровцы уничтожить всех жителей Корюковки, но сделать этого они не сумели. Правда, мало, очень мало тех, кто остался живым, кто чудом спасся.
С некоторыми из них нам удалось побеседовать. Записали их воспоминания. Вот они, живые человеческие документы, которые нельзя воспринимать спокойно.
Ныне рабочий Корюковской фабрики технических бумаг Анатолий Скрипка:
— Мне было шестнадцать лет, когда в Корюковку ворвались гитлеровцы. Они подъехали к нашему дому на машине и сразу начали стрелять. Мы успели выскочить из дома и бросились бежать. Гитлеровцы обстреляли нас из пулемета. Те, кто остался живыми, скатились в канаву и поползли до ближайшего огорода. Там мы залезли в подвал, где уже сидели женщины, старики и дети. Слышим — во двор заехала машина. Гитлеровцы окружили подвал и приказали всем выходить. Мы вышли. Нас построили в шеренгу и начали стрелять из автомата. Мы с матерью бросились бежать. Пуля догнала меня, и я, раненный в ногу, упал. Мать, раненная в грудь, упала на меня. Гитлеровец добил мою мать из пистолета. Я потерял сознание. Придя в себя, снова пополз в подвал. А когда гитлеровцы ушли из Корюковки, дальние родственники вытащили меня из подвала и отвезли к себе.
Михаил Иванович Мирошниченко:
— Одиннадцать душ лежит в этой могиле. Здесь во дворе их всех и убили. Жену и пятерых детей моих — Ваню, Андрея, Ольгу, Инну и Тамару. И соседей моих тоже. А меня всего пулями побили. Как я живой остался, до сих пор удивляюсь. Пришел я в себя и думаю: не во сне ли мне все это приснилось. Смотрю — жена мертвая у крыльца лежит. А помню, убивали ее в сарае. Видно, думаю, не до смерти они ее там убили, если она доползла до крыльца. Отлежался немного и пошел к родным в соседнее село. Там обмыли меня, перевязали. Через семь дней вернулся в Корюковку, домой. А дома нет — одна печь черным пальцем в небо торчит. И вместо сарая — голое пепелище. И на том пепелище люди обугленными, как головешки, лежат. И никого в лицо узнать нельзя. Так, только по одежде, по обуви и узнал своих. Выкопал яму, схоронил их. А сам едва на ногах стою. С тех пор живу я один — без сынов и дочек. Все они здесь в одной могиле лежат.
Екатерина Назаровна Мазуркина:
— Ворвались те — черные с белыми черепами на рукаве в наш дом. Я успела на чердаке спрятаться. С порога начали они из автоматов палить. Я от ужаса лишилась сознания. А как опомнилась, чувствую: дым глаза ест. Глянула — все вокруг горит. Спустилась вниз, в дом, и подумала, что с ума схожу, — лежат на полу люди, все убитые. Упала я на трупы, как мертвая. Слышу — вошел кто-то. Что было потом, не помню. Очнулась только в соседнем селе.