И вдруг она тронула его за руку.
– Простите меня! Это просто порыв. Я так счастлива. Так счастлива.
– Ничего страшного! Ничего страшного! – воскликнул он. Но еще минуту или две приходил в себя. Женщины прячут острые когти в бархате перчаток; но они способны причинить сильнейшую боль, если коснутся ваших самых уязвимых или больных мест – пусть даже одним лишь бархатом.
– Ваша мама очень загружает вас работой, – заметил он.
– Какой вы проницательный! Поразительная проницательность для человека, который пытается сохранять невозмутимость актинии. Да, это мой первый выходной за целых четыре месяца: шесть часов в день я печатаю, четыре часа работаю на благо нашего движения, три часа уделяю работе по дому и саду, три часа слушаю, как мама читает вслух свои рукописи в поисках ошибок… А еще тот инцидент на поле и страх… Невыносимый, знаете ли, страх. Представьте, что маму посадят в тюрьму… Да я с ума сойду… По будням и воскресеньям… – Она запнулась. – Простите меня, правда, – проговорила она. – Конечно, мне не следовало бы с вами так говорить. Вы – высокопоставленный чиновник; спасаете страну с помощью статистики и из-за этого кажетесь жестоким человеком… но какое же облегчение – понять, что вы… тоже человек из плоти и крови… Я опасалась этой поездки… Она пугала бы меня в десять раз сильнее, если бы я не боялась так сильно встречи с полицией и не переживала за судьбу Герти. И если бы я сейчас сдержалась в разговоре с вами, то соскочила бы с повозки от переизбытка чувств и понеслась бы рядом… Я бы смогла…
– Не смогли бы, – перебил ее Титженс. – Вы просто не увидели бы повозку.
Они въехали в полосу плотного тумана, мягкого, но цепкого. Он слепил, он заглушал все звуки; было в его романтичной необычности что-то радостное, но и печальное. Свет фонарей почти пропал из виду, стук копыт едва слышался – лошадь тут же перешла на шаг. Титженс и мисс Уонноп сошлись на том, что никто не виноват в том, что они заблудились, – это было неизбежно. К счастью, лошадь вывезла их во владения местного торговца, человека, который скупал домашнюю птицу для перепродажи. Они пришли к тому, что никто из них не виноват в произошедшем, и надолго – никто из них точно не знал на сколько – погрузились в молчание. Туман, правда очень-очень медленно, начал рассеиваться… Один-два раза на подъеме в гору они замечали в небе бледные звезды и месяц, но с трудом. На четвертый раз они вынырнули из серебристого озера, словно русалки из тропического моря…
– Лучше спуститесь с фонарем, – велел Титженс. Посмотрим, сможете ли вы найти мильный камень. Я бы и сам спустился, но не уверен, что вы удержите лошадь… – И девушка сделала, как он сказал…