Судя по всему, старик полюбил Титженса за эту покупку. То, что он любил Сильвию, Титженсу было хорошо известно. Он боязливо крутился вокруг нее, устраивал в ее честь пышные празднества и был, пожалуй, единственным мужчиной, которого она никогда не отвергала. О нем говорили, что он содержит гарем в огромном доме в Брайтоне или еще где-то. Но семейство Титженсов он любил иначе: было в этой любви что-то от жалости, какую пожилые люди испытывают к тем, кто приходит к ним на смену.
Как-то раз сэр Джон заявился к ним на чай и весьма официозно и пафосно объявил, что сегодня его семьдесят первый день рождения и что он полный банкрот. Он предложил Титженсу стать его компаньоном и в конечном счете полностью взять дело в свои руки – при условии, что дележа личного состояния не будет. Титженс вполне дружелюбно выслушал его, задав пару уточняющих вопросов по существу предложения. А потом весьма мягко сообщил, что то и дело ухлестывает за симпатичными женщинами, и это навредит делу. Ведь на кону серьезные деньги! В карьерном плане ему это предложение нравится куда больше его нынешней работы… Но на кону ведь и впрямь были серьезные деньги!
И снова к большому удивлению Сильвии – но мужчины вообще чрезвычайно странные существа! – сэр Джон счел это возражение весьма разумным, хоть и выслушал его с сожалением и слабо попытался возразить. Уходил он уже с заметным оживлением: Титженс ему отказал, да, но зато старик пригласил Сильвию отужинать с ним где-нибудь, где можно будет угоститься чем-нибудь вкусным, но противным на вид по цене в пару гиней за унцию. Каким-нибудь деликатесом! За ужином сэр Джон развлекал Сильвию тем, что пел дифирамбы ее мужу. Он сказал, что Титженс – великий человек, и обидно будет, если вся его гениальность уйдет на торговлю старой мебелью, вот почему он не настаивал на своем предложении. И попросил Сильвию передать супругу, что если ему когда-нибудь понадобятся деньги…
Время от времени Сильвия задавалась вопросом, почему окружающие говорят ей, что ее муж необыкновенно талантлив, а такое ведь бывало нередко. Самой Сильвии он казался просто странным. Его действия и мнения представлялись ей плодом капризов, совсем как у нее; а поскольку она знала, что бо́льшая часть ее слов и поступков ему противны, она вовсе оставила привычку о нем думать.
Но со временем она стала замечать, что Титженсу присущи по меньшей мере постоянство взглядов и поразительное знание жизни. Она поняла это, когда ей пришлось признать, что переезд в Грейс-Инн помог ей достичь успеха в обществе и оказался очень к месту. Когда они обсуждали переезд в Лобшайде – точнее сказать, когда Сильвия безоговорочно приняла все условия Титженса! – он практически в точности предсказал, что произойдет, когда они вернутся. Больше всего ее поразило то, что он предвидел, что двоюродный брат миссис Саттертуэйт разрешит ей бывать в своей театральной ложе. Тогда, в Лобшайде, он заверил ее, что никоим образом не испортит ее положения в обществе, и она нисколько не сомневалась, что он сдержит свое слово. Он много думал об этом.