Тут она окончательно пробудилась и вскочила с кресла.
– Ну что я за чудовище! – воскликнула она, и в ее голосе внезапно послышалась та же интонация, что была и у ее дочери; она в своем поистине викторианском величии, в черной шали и длинных юбках, зашла за кресло Титженса с высокой спинкой, наклонилась над ним и ласково провела пальцами по волосам на его правом виске. – Мой дорогой мальчик, – проговорила она, – жизнь полна трудностей. Я – старая писательница, и я знаю это наверняка. И пока вы отдаете все свои силы делу спасения нации, ваше доброе имя с воем и визгом порочат взбесившиеся животные… Сам Диззи[26] на одном из приемов сказал мне эти слова. Он сказал: «А вот я, миссис Уонноп…» – Она вдруг замолчала, но потом заговорила вновь. – Мой дорогой мальчик, – прошептала она, наклонив голову к самому его уху. – Это совершенно не важно, совершенно. Вы это переживете. Хорошо делать свое дело – вот что важно, и только. Поверьте женщине, прожившей непростую и долгую жизнь. Есть у моряков такое понятие – «трудные деньги», так они называют доплату, которую получают за работу в непростых условиях. Формулировка почти жаргонная, а какая правдивая. И такое утешает. Вы все это переживете. А может, и нет – одному Богу решать. Но все это утратит свою важность… «Как дни твои, будет умножаться богатство твое»[27].
Она погрузилась в свои мысли; ее очень волновал сюжет нового романа, и ей не терпелось вернуться к его обдумыванию. Замолчав, она принялась внимательно всматриваться в сильно выцветшую фотографию мужчины с бакенбардами и с пышным воротником – ее супруга, при этом продолжая с невероятной нежностью гладить Титженса по волосам.
По этой причине Титженс не мог встать. Он знал, что в глазах у миссис Уонноп стоят слезы, и ее нежность была почти невыносима для его честной, простой и чувствительной души. В театре он всегда опускал глаза после любовных сцен и потому не любил туда ходить. Он дважды спросил себя, не стоит ли попытаться встать, хотя это было выше его сил. Ему хотелось сидеть неподвижно.
Миссис Уонноп убрала руку от его головы, и он вскочил.
– Миссис Уонноп, – проговорил он, – вы абсолютно правы. Мне не следует переживать о том, что говорят обо мне эти свиньи, но я переживаю. Я подумаю о ваших словах, я хорошенько их обдумаю…
– Да, да! Мой дорогой, – ответила она, не сводя глаз с фотографии.
– Однако, – продолжил Титженс, взяв ее за руку и отводя назад, к креслу. – Сейчас меня беспокоит не столько моя репутация, сколько репутация вашей дочери, Валентайн.
Она расслабленно опустилась в кресло с высокой спинкой и стала похожа на воздушный шар.