Сон для Коли превратился в пытку. Стоило закрыть глаза, как перед ним раскачивались четверо повешенных, ходили немцы, нанизывали штыком завёрнутых в одеяла младенцев и бросали в огонь. Потом приходил застреленный им красноармеец, садился рядом и молчал. Коля очень хотел, чтобы он его обругал, ударил или ещё что-нибудь, но тот молчал, всегда молчал. И это его молчание убивало Колю больше, чем любое действие.
— Плющ! — раздался крик над самым ухом. — Хватит спать! Бери ведро, сгоняй до колодца, конягу надо напоить.
Коля безропотно схватил ведро, опустил низко голову, пошёл к колодцу. Прозвище «Плющ» дали вчера.
— Здорово тебя приплюснуло, — улыбнулся белозубый полицай. — Ничего окрепнешь, будешь большевичков пачками валить.
— Плющ, — сказал высокий с лысой головой.
— Чего плющ?
— Приплюснутый, которого постоянно плющит, будет Плющом.
Они заржали, а к Коле прилипло прозвище. Половина из полицаев оказалась бывшими зэками, другая половина из гражданских, недовольных советской властью и бывших военных, перешедших на сторону врага.
Полицаи с других подвод набрали воду, и ушли к подводам, а Коля долго мучился с воротом, пытаясь поднять полное ведро воды. Руки скользили, сил не хватало. Какая-то женщина сжалилась, помогла и вытянула ему ведро. Сама перелила в его ёмкость.
— Спасибо, — сказал Коля.
— Мне твоё спасибо ни к чему, — ответила та, и с вызовом посмотрела на него. — Такой молодой с этими упырями. Жизнь выше родины ставишь? Только судьба раздавит тебя как клопа.
Сказала и пошла дальше. Лицо Коли покрылось красными пятнами. Тут ещё какой-то мальчишка запулил из рогатки камнем прямо в глаз. Коля вскрикнул и хотел догнать обидчика, но того и след простыл. Зажимая глаз, расплёскивая воду на землю и на штаны, он доплёлся до своей подводы.
— Коняге сразу и ставь, — отреагировал Крынь, полицай, который его отыскал в теперь уже сожжённой деревне.
Коля с опаской поставил ведро у морды коня и немедленно отошёл в сторону.
— Какой от тебя вообще толк? Плющ? Ни коня напоить, ни запрячь. Стрелять не умеешь, костёр разжечь не в состоянии. Ты вообще чего делать могёшь? И какого хрена господин офицер просил за тобой присматривать? Может, он просто не доверяет тебе? А, Плющ?
— Коля меня зовут, — буркнул в ответ «попаданец».
Крынь рассмеялся.
— Плющ тебя зовут. Понял? Плю-ющ!
И опять он трясётся на телеге в полудрёме. Ему всё равно, куда они едут. Цивилизованные немецкие солдаты не похожи на описания школьного учителя. Если только офицеры, аристократы, могут соответствовать благородству, а вот солдаты точно никак. Хотя и офицер, который заставил убить красноармейца, сжёг всех жителей деревни, вплоть до последнего младенца. Не сам, конечно, а его солдаты. Только приказ отдавал он. Мозг не закипал, как раньше. Все мыслительные процессы происходили на фоне некоей апатии и разочарования. Бури негодования иногда возникали, но быстро гасли. И ещё эти взгляды жителей. Прожигали насквозь, выворачивали наизнанку, принижали, уничтожали. Никто не смотрел на него равнодушно. Почему? Если немецкие войска пришли их освобождать, то они должны встречать солдат хлебом и солью. Но картина вырисовывается обратная. Коля пытался уловить суть в своих размышлениях, но она ускользала. Он понимал, что упускает каждый раз главное, но ещё бы знать, что это — «главное»?