Сосед согласно хмыкнул и осторожно отстранился, чтобы внимательно на меня посмотреть. Не знаю, что он там смог разглядеть в темноте, но увиденным остался доволен. А я не выдержала и снова прижалась к нему, смыкая руки на торсе и утыкаясь носом в грудь. Хранитель бережно гладил меня по волосам, а сам повернулся в сторону решетки.
— В порядке она, — оповестил Никиту, — рассказывай теперь, что знаешь.
— Да не то, чтобы шибко много, — отозвался сипло Кожемяка, — знаю только, что Иван Книгу Сказок отыскать намерен. Хочет Хранителей всех собрать, да Знание Великое себе заиметь.
— А ты ему зачем? — не понял Максим, — ты же не Хранитель.
— Дык оно и понятно, — зафырчал собеседник, — да только читал ли ты, Хранитель, как Жар-Птицу то побороть?
— Я вообще думал, что это просто легенда, — себе под нос пробубнил Максим так тихо, что услышали только мы вдвоем.
Я задумчиво всхлипнула носом.
— Чегось? — не понял Кожемяка.
— Не знаю, — отозвался, наконец, сосед. — А ты знаешь?
— Стало быть, знаю, коли говорю, — вздохнул узник, — и Иван знает, вот и похитил меня.
Максим начинал злиться. Я отчетливо почувствовала, что туманные фразы узника выводят парня из себя, и осторожно погладила его ладонью по спине в успокаивающем жесте.
— Говори уже, чего темнишь?
Собеседник гнева Макса не испугался, но на вопрос все же ответил.
— По легендам, — начал вещать он сиплым старческим голосом, — Жар-Птица лишь тогда Хранителям к книге подступиться позволяет, когда жертву ей принесли. Стало быть, жертвы две быть должно: тот, кто меньше всего о Лесе нашем сказочном знает, и тот, кто больше.
Мы с Максимом задумались, а Кожемяка продолжал.
— Уж не знаю, слыхал ли ты, но Никита Кожемяка самый старый в нашем Лесу на сей день.
Я удивленно выдохнула, а сосед поинтересовался:
— И сколько же лет те… вам?
— Да уж сто пятьдесят годков стукнуло, — засмеялся Никита.
Хранитель присвистнул, а я подавилась воздухом. Ну ничего же себе! Да даже если так, что ж Иван то дедулю в темнице целых три года держал?! Да тут условия такие, что не то, что такой дряхлый старик, даже пышущий жизнью Илья Муромец кони двинет!
Кожемяка будто бы мысли мои прочитал и сказал:
— Иван меня тут держит, потому что сбежать я не в силах. Поит живой водой, да яблоками молодильными кормит. Молодость, они, конечно, не дарят, но все ж я живее всех живых, как видите. А вода та умом тронуться не позволяет. Уж сколько помню себя, а такого разума кристального, как за эти три года, ни в жизни у меня не было.
Я вспомнила, какое впечатление произвела на меня живая вода при первой встрече с Василисой и Кощеем в их замке, и мысленно согласилась. Тут уж не поспоришь, лучшего успокоительного я в жизни не встречала