Сибирский роман (Конзалик) - страница 47

— Кто может объяснить, откуда появились звезды? — спросила Марина.

— Их создал Бог, Мариночка.

— И тот же Бог создал любовь! Можно ли спорить с Богом?

Она пошла дальше, но прежде изобразила, будто бы пнула старика, что для посторонних глаз было естественно. Люпин упал на спину — он хорошо умел притворяться при необходимости — и остался лежать неподвижно.

«У меня очень умная дочь, — с гордостью подумал он. — У неё на всё есть ответ. Только одного она не понимает — как будет скрывать в дальнем походе в легендарную Мангазею, что она девушка».

И его снова охватил страх.

О Мушкове можно думать что угодно, но любой мужчина ему бы посочувствовал.

Большую конюшню не только разделили на закутки, но и расширили, девушки хорошо зарабатывали, а вместе с ними и Строгановы.

Между тем, казаки тоже научились вести себя, как любовники, а не как откормленные быки, с фырканьем набрасывающиеся на корову. Некоторые стали поэтами и воспевали жаркие глаза Ольги или белые бёдра Ирины. Короче говоря, казаки наслаждались жизнью, ели до отвала, а рядом были доступные женщины... У всех, кроме одного.

Мушков жил, как монах. Он смотрел на Марину с тоской в глазах, вспоминал удар кинжалом и не пытался во второй раз стянуть с неё сапоги и штаны, чтобы удовлетворить свою страсть.

Когда Ермак и остальные казаки шли к девушкам, а поп занимался новичками — Строгановы постоянно находили крепкое пополнение — Мушков сидел угрюмый, проклиная тот день, когда увидел Новую Опочку. Проклинал судьбу:

— Я ведь мужчина! — крикнул он однажды вечером, когда пьяные Ермак и поп пошли к девушкам. — Ты знаешь, чертовка, что значит быть мужчиной? — Он на мгновение задумался, а потом решил, что это всё пустые слова, и воскликнул: — Я сейчас лопну!

— Хотела бы я на это посмотреть!

— У тебя глаза вылезут из орбит! Чёрт, чтобы ты это увидела, мне нужно просто снять штаны.

Марина мягко улыбнулась. Выхватив из-за пояса кинжал, она положила его на плотно сжатые бёдра.

— Если на стволе торчит сучок, его отрезают, — спокойно сказала она. — Берегись, Мушков!

— Ты бы это сделала? — пролепетал он, отступая.

— Без колебаний.

— Бедный, бедный я человек! — воскликнул Мушков, скрипя зубами. — Как долго это будет продолжаться? Я люблю тебя! Ты слышишь, я тебя люблю! Во сне я разрываю тебя на части, как две куриные ножки! Мариночка, если бы ты знала, каково быть мужчиной, ты не стала бы мучить меня так жестоко! — Он отошёл в центр комнаты, на безопасное расстояние от кинжала. — Ты ведь тоже меня любишь!

— Да! — впервые призналась она.

Мушков вздрогнул, провёл руками по всклокоченным волосам и тяжело вздохнул.