Сибирский роман (Конзалик) - страница 46

— Когда мы их заберём? — спросил поп.

— Никогда. — Ермак толкнул Мушкова. — Греби туда и обрежь верёвки с камнями. Пусть плывут по реке. Если Богу будет угодно, они выживут.

Мушков подплыл к плотам и уставился на бритые головы осуждённых. Их глаза были открыты, из раскрытых ртов не исходило ни звука. Они были живы, но находились на грани безумия.

Мушков перерезал верёвки, и плоты медленно пришли в движение, подхваченные течением реки. Мешки с осуждёнными поплыли, погружаясь и поднимаясь в такт покачиваниям плотов.

Внезапно Мушков вздрогнул и крепко ухватился за край лодки. Один из осуждённых, казак Андрей, начал громко, пронзительно и безумно смеяться. Он смеялся, пока волна не захлестнула его открытый рот, так что он чуть не захлебнулся.

— Так и нужно поступать! — сказал позже Ермак, когда бледный и дрожащий Мушков сошёл на берег. — Иван Матвеевич, как ты собираешься держать под контролем тысячу человек? В следующем году нас будет тысяча, это точно. И о сегодняшнем утре будут помнить ещё долго!

Марина уходила с берега последней. Миновав сидящего у дороги старика, она не обратила на него внимания. Только когда он негромко свистнул, она вздрогнула. Остановившись и сдвинув папаху на затылок, она притворилась, что спорит со стариком — озорной молодой казак, готовый поспорить с каждым. Но она произнесла тихо и осторожно:

— Отец... О Боже, ты всё видел?

— До малейших подробностей, доченька. — Люпин вытер о штаны нож, которым резал колбасу. — Ты выбрала парня, потерявшего человеческий облик, должен тебе сказать!

— Ему приказал Ермак! — Марина плюнула отцу под ноги. Она сделала так, потому что в это время мимо проходили три казака.

— Ивану Матвеевичу и самому это не понравилось, отец, — сказала она, запинаясь. — И он больше никогда так не сделает! Уж я позабочусь!

— Ты? — Люпин уставился на дочь. — Ты не сможешь превратить казака в нормального человека.

— Для этого потребуется время. — Она сняла папаху и шлёпнула ею отца по морщинистому лицу, не сильно, но издалека казалось, что она с удовольствием бьёт старика. Нужно было притвориться, потому что в это время Ермак как раз смотрел на них. — Сколько времени нужно учить медведя танцевать под музыку? А Мушкова приручить сложнее, чем медведя! — Она снова надела папаху. — Как твои лошади, отец?

— Хорошо, хорошо! Они не болеют. — Люпин вздохнул. На сердце было тяжело, как будто на него положили мельничный жёрнов. — Как можно любить такого человека, как этот Мушков?

— Не знаю, отец. Это произошло так неожиданно! — Она пожала плечами, и когда казачья рубаха немного натянулась, отец увидел, что дочь уже превратилась в женщину — её грудь чудесным образом округлилась.