— А что там? — с нажимом спросил здоровяк. — Что ты там найти жаждешь?
— Давно, я еще в ученицах ходила, — неожиданно тепло произнесла ворожея, словно воспоминания о прошлом всколыхнули в ней давно забытое чувство умиротворения и покоя, — в одной древней книге, тайком от наставницы прочитала я о диковинном племени ранов, обитавшем на Буяне-острове. Почитали они Свентовита-бога, светлейшего в победах, да в ответах самого ведающего. По заветам его жили, в гармонии и ладу со всем сущим, а потому им в благодарность многие тайны мироздания богом были открыты. А потом то ли война случилась какая, то ли они бога чем-то прогневали, а только земли их разом обезлюдели, от могучих городов да богатых селений только руины и остались. Может быть, что там я смогу найти ответы, как с напастью, на мир свалившейся справиться? А может, сам бог до ответа снизойдет, коли я к алтарю его явиться отважусь. Сколько ни думала, а иных способов так и не надумала.
— Как бы там ни было, — твердо произнес богатырь, не отводя взгляда и сжимая кулаки. — Я с тобой, хоть на Буян-остров, хоть к самому Кащеевому престолу. Перун мне свидетель, сам полягу, а тебя оберегу.
— Добрынюшка, милый, — едва сдержав выступившие на глазах слезы, пробормотала Ялика и нежно провела ладонью по заросшей густой бородой щеке здоровяка. — Не давай клятвы, которые, может статься, и сдержать не сможешь. Не надо.
Добрыня попытался было отвернуться, но Ялика вдруг всем телом прильнула к нему, а потом, встав на цыпочки, впилась жадным, горячим поцелуем в его губы.
— Не надо, — отстранившись через какое-то время ласково произнесла она, положив голову ему на грудь, и, внимательно прислушавшись к биению его сердца, едва слышно прошептала. — Пусть будет так, как должно. Пусть…
И только беззаботные крики петухов, радостно приветствующих очередной восход светила, заставили их разомкнуть объятия.
Колояр объявился через несколько дней.
Сидящие в обеденном зале Ялика и Добрыня, смиренно ожидавшие свои заказы, сначала услышали доносящуюся снаружи корчмы невнятную ругань. А потом тяжелая деревянная дверь, ведущая на улицу, вздрогнув, как от удара, с возмущенным скрипом распахнулась настежь, и в помещение, едва протиснувшись в узкий для него проем, ввалился чертыхающийся и бранящийся мужчина.
— Да чтоб вас, перуновы дети! — едва не стукнувшись белокурой головой о дверной косяк, громогласно пробасил он с заметным акцентом, характерным для уроженцев северных земель. — Кто, тролличье дерьмо, вас строить-то учил, Хель вас побери? Двери узкие, потолки низкие…