— Нож. Чистые полотенца. Воды. Много воды, — отрывисто велела ворожея, бросив быстрый взгляд в сторону растерянно хлопавшей глазами Радмилы.
Та, кивнув, кинулась выполнять распоряжения.
— Это что здесь… — начал было вышедший из кухни Горыня, расталкивая столпившихся в зале селян, но, встретившись с серьезным взглядом Ялики, осекся и, быстро оценив ситуацию, зычно гаркнул: — А ну, пошли все вон!
Мужики и бабы возмущенно зароптали. Видимо, подобные происшествия не часто происходили в забытых всеми богами Комарищах, и никому не хотелось пропустить ни минуты из потревожившего сонное благополучие села происшествия, о котором еще долго будут судачить местные, встретившись в корчме или у колодца. Пузо, не особо церемонясь, отвесил пару звонких оплеух, что помогло быстро выпроводить селян взашей.
Притащившая ворох тонких льняных полотенец Радмила сгрузила их на соседний стол и стремглав убежала на кухню за ножом.
— Так это же Могута! — неожиданно воскликнул корчмарь, узнав безвольно лежащего на столе раненого. — Он у Огнеяры в имении старшой по охране. И как его угораздило-то?
— Потом все разговоры, — оборвала его Ялика, забирая у запыхавшейся Радмилы принесенный кухонный нож. — Подсоби-ка лучше. Подними его.
С помощью Горыни, приподнявшего бесчувственного Могуту, ворожее удалось аккуратно распороть рубаху вокруг кровоточащей раны, стараясь не повредить неаккуратными движениями слипшиеся с тканью обгоревшие кожу и мышцы, сквозь которые кое-где проступали ребра, казавшиеся ослепительно-белыми на фоне безобразного месива обуглившейся плоти.
Едва она закончила, как Могута резко открыл замутненные глаза, попытался привстать, но, скорчившись от боли, смог только вцепиться левой рукой в край стола.
— Пить… — едва слышно прошептал он.
Ловко оттеснив Горыню, Радмила, только что с трудом притащившая огромную кадку, зачерпнула ковшиком воду и поднесла его к губам Могуты. Тот, сделав пару жадных глотков, бессильно откинул голову назад. Его прояснившийся взгляд на мгновение задержался на ворожее.
— Дети… С-спас… Помоги… — взгляд раненого снова затуманился и он, протяжно застонав, обмяк, задышав часто и отрывисто.
— Радмила, — засуетилась Ялика, раздавая поручения. — Бегом ко мне в комнату. Принеси мою котомку. Горыня, рану промыть надо.
Корчмарь беспрекословно повиновался, принявшись аккуратно лить воду из оставленного Радмилой ковшика на обгоревший бок Могуты.
— Погоди, руки вначале мне ополосни, — прервала его ворожея, протянув сложенные лодочкой ладони.
Тоненькая серебристая струйка воды наполнила подставленную пригоршню и, повинуясь неслышному приказу, обволокла пальцы и ладони тонкой, призрачно светящейся пеленой, неторопливо истаявшей под удивленным взглядом корчмаря, словно впитавшись в побледневшую, лишившуюся всякой кровинки кожу.