— Идемте, — сказал он, развернулся и пошел по тропе к вершине холма.
«Ого. Не поприветствовал. Даже Пон-суму», — моя оценка ситуации приблизилась к ужасной.
Кен схватил меня за локоть, вед по тропе, когда я мешкала. Обычно такое обращение меня злило, но меня успокаивала его близость, хоть он и потерял безоговорочное доверие после того, как выдал меня Совету. И скрыл тот факт, что, играя роль раба-убийцы, он работал для освобождения Черной Жемчужины с Восьмерным зеркалом — мятежными хафу в Японии. Он считал, что мне это доверить нельзя. Я не знала, как тот, кто говорил, что заботится обо мне, мог считать меня такой бесполезной.
Его попытку пожертвовать собой — дать энергию смерти, необходимую для освобождения Черной Жемчужины — остановила Юкико, и он стал тихим, замкнутым. Многое кипело под той тишиной, я знала об этом. Его горе было таким сильным, и он не мог отвлечься на задания.
Я ощущала давление его оценивающего взгляда, он все отслеживал, взвешивал слова, обдумывал, словно все было новой территорией. Так и было. Он не ожидал, что выживет после освобождения Черной Жемчужины. Но выжил. И теперь ему нужно было понять, что это значило.
Кваскви остановился у тропы ниже Замка ведьмы. Это было разрушающееся каменное здание, где почти не осталось крыши. Стены внутри были покрыты граффити, а снаружи позеленели от плюща. Все говорили, что там призраки.
В 1850, как говорили, мужчина нанял путешествующего работника, чтобы убирать на землях. Работник влюбился в дочь мужчины, женился на ней против желания мужчины и сбежал. Как-то ночью мужчина наткнулся на пару и пристрелил работника. Самого мужчину повесили в 1859, то было первое законное повешение на территории Орегона. До его смерти мужчина клялся, что его жена заколдовала его, чтобы он убил. Жена жила в доме еще годами после него, и потому замок назвали Замком ведьмы.
— Идем, — голос Кваскви был резким от нетерпения. Когда все пошли вперед, он взмахнул рукой. — Нет, только Кои. Я прошу тебя отплатить долг, оставшийся за тобой.
Глаза Кена расширились.
— Не нужно таких формальностей, если только…
— Если что? — я знала, что это не просто прогулка по пару. — Я справлюсь. Кваскви мне не навредит.
— Уверена? Ты — не его народ, Кои.
— Я и не из Токио. Он все равно мой друг.
— Разве я тебе не друг?
Я пошла по тропе. Под глазами Кваскви были мешки, хвоя торчала в темных блестящих волосах.
— Выглядишь утомленно, — сказала я.
— Выглядишь ужасно, — парировал он.
— Перелеты мне не нравятся, и я даже не успела поесть. Вы с Марлин не отвечали на звонки, и я сразу отправилась в квартиру Марлин.