Последний сон ее смертной души (Линкольн) - страница 42

— Ах, Кен? — я не знала, сказала ли Марлин правду. Кен разозлился серьезно.

— Кто тебе рассказал о пожирателе снов? — рычал Кен так, что волоски встали дыбом на моей шее.

Пит мотал головой. Ткань на груди пропиталась кровью. Он не хотел говорить. И я боялась того, на что мог пойти Кен, чтобы сломать его.

— Не надо, — сказала я. — Прошу.

Марлин вступилась:

— Мы не можем сдать его в полицию, как Мангасара Хайка?

Кен фыркнул.

— Полиция ничего не сделает. Дзунуква официально не существует, а Элиза не заявит о нападении. Мы отведем его к костру, — он отодвинулся и встряхнулся, как собака, вышедшая из реки. И кофта Пита вдруг стала мокрой только от нервного пота.

— Что за…? — глаза Пита расширились еще сильнее. Кен захрустел костяшками, жутких когтей не было видно.

«Все-таки иллюзия. И хорошая».

С каких пор Кен был так силен? Мой кицунэ растянулся на диване Марлин. Красные пятна появились на его щеках. Ладно, может, не так силен. Он явно устал.

Марлин смотрела на мужчин по очереди, явно хотела подойти к Питу, судя по дрожи ее нижней губы. Даже подонок-неонацист не мог убрать доброту моей сестры.

— Идем, Мару-чан, — сказала я сестре, потянув ее за локоть. — Кен тут разберется. Тебе нужно собрать сумку на ночь. Ты останешься с нами, пока Кваскви не разберется с друзьями Пита.

— Мне не нравится, как ты говоришь «разберется».

— Он — Нордваст Уффхейм. Они есть в списке нарушителей ФБР.

Я повела Марлин в спальню, строго посмотрев через плечо, надеясь, что Кен правильно понял приказ убрать Пита, пока моя сестра не сломалась. Когда это произошло в прошлый раз, она позвонила в полицию. Это добром не кончилось.

— Я дура, — сказала Марлин, сев на край идеально застеленной кровати. Я устроилась рядом с ней, обвила рукой ее плечи. Она вздрогнула. — Кто ты и что сделала с моей сестрой?

Я фальшиво рассмеялась.

— Да, все эти штуки Иных жуткие, но… для меня так лучше, знаешь? Я не так сильно боюсь того, какая я.

— Я тебя боюсь.

Я опустила руку.

— Я — все еще Кои.

— Знаю. Бакаяро, — японский эквивалент «тупой головы», так папа звал нас, когда возмущался без злости. — Что ты сделала с Питом?

Я посмотрела на ее лицо, пытаясь понять, хотела ли она ответы, или стоило сочинить мягкое объяснение, которому она поверит. Но я не хотела врать Марлин. Я уже не была королевой отрицания.

— Я забрала у него фрагмент сна и съела его.

Марлин сжала простыню, от этого сдвинулись подушки в изголовье. Она с дрожью прошептала:

— Не верится, что ты ответила мне.

— Ты настырная и властная, — сказала я и склонила голову. — У тебя плохой вкус в плане программ по телевизору и парней. «Воздействие»? Серьезно? Это только из открытого интереса.