— Тебе ведь даже думать об этом страшно, да? — Я накидываю плащ, бронзовой застежкой закалываю его на груди и набрасываю отороченный богатым лисьим мехом капюшон. — Никогда не пытайся быть лучше, потому что все лгуньи так или иначе тонут в собственном притворстве. Ты заметишь, что потеряла себя, когда не узнаешь собственную тень.
Поездка так далеко от дома без сопровождения кажется настоящим безумием, но мне приятно это одиночество. Свежий снег хрустит под копытами лошади, где-то вдалеке слышится уханье совы. Зимняя ночь проникает в легкие, напоминает мне, что я — дочь этой земли.
Я останавливаю коня, приподнимаюсь в стременах и вдыхаю полной грудью.
А потом пускаю лошадь галопом.
Мне нужна эта бешеная скачка. Как тогда, в детстве, когда отец подарил мне коня и я, не удержавшись, тайком пробралась на конюшню. Тогда казалось, что меня даже ветер не догонит.
Чем дальше остается замок — тем больше злится погода. Снег становится густым, липнет к щекам. Пытаюсь смахивать его, но ничего не получается, я почти ослеплена. Пытаюсь придержать лошадь, но она будто взбесилась: рвется вперед и хрипит.
Я замечаю оленя лишь за миг до того, как конь становится на дыбы — и кубарем падаю в снег.
Я и раньше частенько падала с лошади, но сейчас подъем дается с особенным трудом. Ноги вязнут в глубоком снегу, вокруг так темно, что я с трудом могу разобрать дорогу. Конь стоит рядом, качает головой и косится на меня с опаской, как будто это я виновата, что мы наткнулись на того оленя. Которого уже и след простыл.
Я закрываюсь от мыслей, что снова увидела лишь очень живую фантазию своего воображения. Слишком часто в последнее врезы я принимаю желаемое за действительное, обманываюсь, как неразумное дитя.
И все же что-то заставляет меня обернуться, посмотреть в самую чащу. Когда глаза привыкают к темноте, я вижу рассеянный дрожащий свет.
— Пойдем, — беру коня под уздцы и иду прямо на немой сигнал.
Это какое-то безумие: одной посреди ночи соваться в чащу, где волки — лишь беспомощные кролики в сравнении с куда более грозными существами. Но мне кажется, что этот олень, даже если он существовал лишь в моем воображении, был сигналом, причиной, которая остановила меня для чего-то важного. Для того, чтобы сейчас я шла на проклятый свет, словно безмозглый мотылек.
Шаг за шагом, вперед и вперед, я иду к своей цели. Где-то вдалеке раздается длинный волчий вой, но мне он не страшен. Куда сильнее пугает встреча с тем, кто или что скрывается за пеленой рассеянного света.
В округе мне знакомы каждый куст и каждое дерево, но эта чаща выглядит пугающе неизвестной. Деревья постепенно расступаются, превращая путаную тропинку в некое подобие дороги. Я вижу здесь еще чьи-то следы: крупные, явно мужские.