— Быть может, поделитесь, почему сегодня у меня в зале собрались не юные танцоры, а недовольные жизнью мешки с костями? — мирным тоном поинтересовался я, окидывая каждого, без исключения, внимательным взглядом.
Ответом мне были лишь насупленные взгляды. Ну, ничего, и не с такими экземплярами справлялись. Честно говоря, иногда мне в голову приходило странное сравнение — словно я был надзирателем в колонии для несовершеннолетних. Может, такое ощущения вызывала сама атмосфера, которая царила в зале, когда громыхала музыка. Потому что, когда она стихала, наваждение исчезало, и передо мной вновь представали молодые амбициозные парни, с горящими глазами и любовью к танцу.
Наконец, Никита, которого я негласно нарек своим любимчиком (но вслух я этого, понятное дело, никогда не говорил) робко поднял руку вверх, будто мы находились в школе. Я кивнул, поощряя парня произнести то, что его беспокоило, вслух.
— Вы скоро уезжаете, — негромко произнес мой юный падаван (читать — ученик), — Мы этого не хотим.
Нестройный гул голосов подтвердил его слова, и я мягко улыбнулся, чувствуя, как на душе теплеет от таких простых, но искренних слов.
— Ребят, я понимаю ваше негодование, но так нужно, — чуть виновато разведя руками в стороны, сказал я, — Это ведь не навсегда. Я вернусь — и всё будет как прежде.
— Но что нам делать, пока вас не будет? — подал голос уже другой парнишка.
— Заниматься, — ответил я просто, — Тренить, с другими педагогами. Они здесь все очень классные и наверняка ненавидят меня за то, что я отнимаю у них хлеб.
— Нам не нужны другие, — недовольно поджав губы, почти процедил Никита.
— А вот это уже глупо, — покачал я головой, — Ребят, я не буду отрицать, что мне очень приятно такое внимание и доверие с вашей стороны. Но, по сути, вам должно быть всё равно, кто вас тренирует. Нет, я не стану спорить, что грамотный тренер — это как бы важно, но давайте будем честны друг с другом. Вы занимаетесь для себя. Не для меня. Вы танцуете, потому что это ваше. Вам нравится это, и вы чувствуете, что годитесь для этого. Я же просто направляю вас, но основную работу делаете вы. Не я.
— Но нам нравится с вами работать, — гнул свое Никита.
Эх, а ведь говорил мне Демид, чтобы я не втягивался в это дело. Преподавание мне хоть и нравилось, но такие вот моменты — я просто не знал, как на них реагировать. Улыбнуться, поблагодарить и пойти дальше? Я так не мог, потому что в каждого из своих пацанов вкладывался максимально. В этом то и заключалась моя главная беда — я всё делал по максимуму, отдаваясь своему делу полностью. Рисовал, танцевал, учил, любил — всё со стопроцентной отдачей, такой, что в конце пути в голове было пусто, а по всему телу разливалось сытое удовлетворение от осознания того, что очередной рубеж был пройден.