Городская архитектура показалась мне скорее забавной, нежели практичной. Феи предпочитали дома без острых углов, раскрашенные в разные цвета, и с множеством окон и дверей, которые порой располагались в самых неожиданных местах. Они обожали балкончики, густо заросшие цветущими лианами и петуниями, и флюгеры в виде птиц, зверушек, корабликов и за́мков. На главной площади был разбит шикарный цветник, в центре которого рос древний дуб, похожий на сурового деда в окружении розовощеких, хохочущих внучек. Но даже его мрачность скрадывали разноцветные ленточки, во множестве повязанные на ветки и неровности коры. И везде, на каждом перекрестке, на каждой площади или в каждом сквере красовались богато украшенные майские шесты, золотые и серебряные колокольца на которых издавали мелодичный перезвон.
Перекусив на пляже, набегавшись друг за другом в кошачьих ипостасях по прибою и вдоволь нагулявшись по городу, мы, наконец, отправились на улочку Горчичного Зерна. Домик Гулены был выкрашен в яркую охру – похоже, этот цвет любили все представители Золотого клана. Круглые оконные рамы и черепичная крыша насыщенного оттенка молодой зелени придавали ему моложавый вид.
На стук дверного молоточка дверь открыла пожилая фея, оказавшаяся экономкой: невысокая, изящная как статуэтка, с ярко-голубыми глазами и тщательно уложенными в затейливую прическу седыми волосами. Узнав, кто мы, она с истинно королевским достоинством пригласила нас на «чашечку чая» и рассказала, что хозяйка бывает редко, появляется неожиданно и никогда не предупреждает о приезде. В данный момент госпожи нет в городе, и экономка не знает, когда можно ее ожидать. Поблагодарив фею за чай и маленькие, тающие во рту печеньица, мы отправились дальше.
Если в Сильвилле едва набралось бы около пары тысяч жителей, то в Кло́бине – следующем пункте нашего путешествия, ощущался ритм большого города. Дома здесь были выше, многие перерастали в башни, объединенные висячими галереями, в которых располагались кафешки и сады. К моему удивлению, на майских шестах, так же, как и в Сильвилле установленных на каждом перекрестке, были оборудованы гнезда аистов. Птицы, не обращая внимания на шум и суету, чистили друг другу перышки, щелкали клювами, расправляли крылья, а из некоторых гнезд даже торчали головы аистят.
Дом по указанному Распутом адресу оказался огромным поместьем. Великолепная ограда – ажурная, густо увитая каким-то вьюном с золотым стеблем и серебряными, тихо звеневшими бутонами-граммофончиками, казалась воздушной. Слегка опешив, мы вошли в калитку, любезно открывшуюся перед нами, и ступили на переливающийся перламутром песок дорожки, по обочинам украшенной бордюрами из анютиных глазок и маргариток. Мы шли через сад, где шикарные астры соседствовали не по сезону с нежными первоцветами, а нарциссы на клумбе размером с пруд заботливо окружали пышно цветущие кусты сирени. Буйство красок приводило в восхищение, чистые, будто с холста, цвета, контрасты, не существующие в природе, и нежнейшие полутона, словно выступившие из детского сна или компьютерной игры, в которой художник попадал в мир собственных творений – в замешательство.