29
К утру буря еще усилилась, стояла совершенная мгла, ветер не давал выходить дыму из труб, и все опять отдыхали; чтобы пробиться под вечер к магазину, пришлось пускать по улице бульдозер; тракторист ничего не видел в кабине и матерился; собралось человек тридцать мужчин, которым, по их словам, позарез было нужно в магазин за крупой и консервами, и, наконец, общими усилиями проход к магазину освободили, сходили за Люськой — завмагом, называя ее ввиду исключительности случая Людмилой Герасимовной и оказывая ей всякие знаки внимания и уважения, потому что всем очень уж хотелось, чтобы магазин открылся быстрее. И Люська, приземистая и крепкая, пришла, похохатывая и поругивая мужиков, не веря ни одному их слову о крупе и о масле, они и вправду стали брать больше спирт и вино, и, когда Люська напомнила им о крупе и прочих продуктах, бригадир трелевщиков Гринцевич перегнулся через прилавок, взял ее за воротник дорогой, от небрежной носки свалявшейся шубы и, чуть притянув к себе, шутливо чмокнул в нос.
— Ах, Людмила Герасимовна, если б я не поторопился…
— Брось, старый кобель, — беззлобно ругнулась она, отнимая у него воротник. — Полвека прожил, а поцеловать бабу не умеешь. То-то Марья твоя и высохла в щепу от такой жизни.
Заметив вошедшего Головина, она быстро поправила теплый пуховый платок и, сразу делаясь строгой и вежливой, показывая свою значимость, сказала:
— Отодвиньтесь, отодвиньтесь, прилавок опрокинете.
Поздоровавшись молчаливым кивком со всеми, Головин вышел и, проваливаясь в снегу, пробрался в контору, посидел за своим столом, вяло перебирая и просматривая бумаги, затем поговорил о жизни со старым истопником, выпил с ним кружку чаю, находясь в беспокойном и тревожном ожидании; сегодня с самого утра было какое-то непривычное настроение, и проснулся он затемно, часа в четыре, и уже тогда понял, что нужно ставить в жизни еще одну логическую точку — неопределенность в отношениях с Архиповой начинала мешать и мучить, и нужно было доводить разговор до конца, и за день это решение уже совсем закрепилось. Он все взвесил и обдумал и был почему-то уверен, что на этот раз будет хорошо. Он ведь и сам до этого ходил кругом да около, все раздумывал, а теперь он все скажет прямо, постарается убедить. Кстати, и сын у нее уехал сейчас, разговаривать будет легче; остановившись на этой мысли, он заторопился, уже начинало темнеть, а добираться в такую бурю нелегко, да и как она теперь там одна?
Едва он вышел за порог, его охватило слепящим, сухим снегом и ветром; чтобы устоять на ногах, пришлось пригнуться и идти по памяти, даже в двух-трех метрах ничего не было видно, и, когда он, наконец, наткнулся на стену дома, он постоял отдыхая. Добравшись до двери и с трудом расчистив ее от снега, он долго и сильно стучал, временами останавливаясь и прислушиваясь; его внезапно охватило бессознательное ощущение тревоги,