12
Прошли с работы. На другом конце поселка поскандалили бабы, и еще долго слышались их визгливые голоса. Ночь подошла незаметно, домик смотрел темными окнами; Васильев прислушался к далекому рокоту машины в тайге и потрогал подбородок; наверное, с неделю не брился, подумал он, опять прислушиваясь и с облегчением вздыхая. Недалеко раздался чей-то неясный говор, разобрать было ничего нельзя. Потом шаги: кто-то легко и быстро шел мимо, напевая песенку без слов; голос был женский, незнакомый и приятный; шаги оборвались как раз напротив, и Васильев неодобрительно сжал губы: «Ишь, обормот…»
— Здравствуй. Давно ждешь? — спросил Косачев.
— С тех пор, как приехала. Здравствуй, Павел.
Звук поцелуя раздался неожиданно громко.
— Ты получал мои письма?
— Ты ведь писала о замужестве…
В ответ был какой-то неопределенный звук, кажется, вздохнули громко, и теперь Васильев узнал Галинку Стрепетову.
— Неправда все это, Павел, какое замужество. Так, ездила, ездила, а толку никакого, видать, не судила мне судьба бабьего счастья, неприкаянная уродилась, — она засмеялась коротко. — От самой себя хотела уехать, дура, зря все, ничего не получилось, вот и потянуло назад. Помнишь клуб, как познакомились? Сижу как дура и вспоминаю все. Наверное, смеешься про себя. Знаю я вас, мужиков. Молчи… молчи…
— Я молчу.
— Молчишь, а про себя что думаешь?
— Давай лучше сядем, Галя, ссориться с тобой я не хочу и не буду.
По ту сторону заборчика стояла скамейка, вспомнив об этом, Васильев хотел уйти, но при первом его движении поленница зашаталась, и он остался. Как-то нехорошо получалось, и уйти нельзя было, и не закуришь, услышат. Он пригнул голову, пытаясь нащупать ногой землю и не зашуметь дровами.
— У меня много всего было — и каждый раз несчастливо складывалось, а я на все ноль внимания, все для меня трын-трава зеленая. А тут не смогла, заронил ты в меня что-то. Ведь уезжала, радовалась, а потом хоть вой, сама себе в тягость. Ну зачем, думаю, я ему такая? Неинтересно со мной, ничего я не знаю, и прошлое у меня. Сколько раз зарекалась — забуду…
— Зачем ты так, Галинка? Все понемногу устроится, жизнь вообще странная и переменчивая штука. Пойдем лучше погуляем.
— Посидим еще.
Голос у нее был неуверенный и усталый.
— А у тебя как дела? — спросила она. — Ты что-то собирался писать…
Вздох. Негромкий смешок.
— Не выходит, все бросил, видно, не одарил боженька талантом, Галинка.
Она промолчала.
— Работаю пока, вчера только вернулся из Северогорска. За тракторами ездил, хорошая поездка, в театр успели сходить.
Васильев неловко повернулся, скрипнул дровами и замер.