Работая бок о бок с Косачевым, она все время чего-то ждала, но была лишь его неторопливая усмешка и осторожная нежность, и она думала, что, если бы он хоть немного любил, он бы все понял и заметил, он ведь был не такой, как все, тоже может долго смотреть на шумящую крону или плывущее облако; как-то она по одному движению в его лице поняла, что он целый час ее не слушал.
— А? Что? — спросил он, встряхиваясь, и она, сжимая зубы, чтобы не разреветься, пошла от него, не оглядываясь, он догнал ее, схватил за руки, останавливая.
— Галинка, я, наверное, дурной человек, порой со мной что-то необычное случается. Словно встречаюсь с другим миром. Я знаю, ты это поймешь, ты же умная. Ты скажи, зачем мы все живем, что-то стараемся делать, ненавидим друг друга, а почему, почему? Ведь, если вдуматься, все так нелепо, так запутанно, даже самому в себе разобраться посчастливится далеко не каждому…
— Ну выскажись, выскажись, — прервала она, выбрав момент. — Видно, давно ты ни с кем души не отводил, так теперь для этого меня решил выбрать.
Растерянно приподняв брови, он помолчал, стал глядеть куда-то поверх ее головы; на лбу у него появилась непривычная складка, и ей хотелось потрогать ее и расправить.
— Конечно, я забылся, — сказал он жестко и не скрываясь. — Если бы я о заработке заговорил или о том, что вчера в магазин привезли…
— Ну как же, — сказала она, — тебе ведь ничего не нужно, ты в этом мире святым духом живешь, как моя старуха говорит.
Он ничего не ответил, и у него был замерший, острый взгляд, и она себе в утешение подумала, что любая другая на ее месте оказалась бы в том же положении.
Сегодня она решила, что пойдет к нему, ей нужно было его видеть, просто взглянуть ему в глаза. Он рад ей, встречаясь каждый раз, приглашает заходить, но сам встреч не ищет, и, очевидно, от этого она впервые боялась.
Стащив с головы косынку и глядя на далекое облачное мерцание, она окончательно решила идти; пусть он думает что хочет, она должна его видеть сегодня, сейчас, а там будь что будет.
Она распахнула калитку и пошла прямо, не останавливаясь, ничего не замечая, кто-то поздоровался с нею, кто-то молча посторонился; у дома Головина она остановилась, долго присматривалась к освещенным окнам; она сейчас ревновала его к этим занавескам, к стенам, к людям, которые могли с ним сидеть за одним столом, смеяться и разговаривать; она взошла на крыльцо, распахнула дверь, одну, вторую и увидела удивленное лицо Ирины, которая как раз причесывалась, густые волосы с тяжелым отливом потрескивали под гребенкой. Торопясь, Ирина собрала волосы узлом, заколола и только тогда сдержанно ответила на приветствие и сказала: