Поворот надвигался неумолимо, секунда… вторая… третья… Еще немного — и все исчезнет. Все. И тогда он закричал, и не от страха — от какого-то звериного, острого восторга, и машину швырнуло в сторону, приподняло правой стороной, опять швырнуло, и разом все оборвалось, он почувствовал свои руки, ноги, и тело ослабло; помог ли взлетевший в воздух прицеп, но в следующую секунду машина опять мчалась по дороге, постепенно теряя скорость, мчалась как ни в чем не бывало, и только на бледном лице Александра выступили крупные капли пота.
Принимая смену, Шамотько спросил о количестве вывезенного леса, Александр не ответил. «Что это было?» — продолжал думать он уже с некоторым испугом.
Придя домой, он торопливо умылся, поел, лег спать и словно провалился в темную глубокую яму, лишь в последний момент услышал приглушенный кашель матери, звон тарелок; он заснул с ощущением надежности и теплоты и, когда проснулся, долго не мог прийти в себя; было в нем и вокруг него какое-то тихое движение.
— Смотри, Павлыч… Павлыч… — донеслось до него откуда-то сверху, он, ничего не понимая, с усилием открыл глаза и увидел лицо матери. Мягкий вечерний полусвет скрадывал усталость и морщины, она показалась ему необычно молодой, и в глазах у нее были растерянность и радость.
Он увидел, как мать шевельнула сухими губами и, не отрывая от него глаз, медленно выпрямилась.
С возрастающим недоумением Александр приподнялся на локти, огляделся; чувствуя сильный голод и необычную легкость в теле, он перевел взгляд с матери на Васильева.
— Здравствуй, Павлыч. Что такое? Случилось что-нибудь?
Мать тяжело и неловко опустилась на стул.
Васильев задумчиво потрогал отросшую щетину на щеках и сказал:
— Ничего особенного, верно, переутомление. Странно, ты, как Святогор, проспал почти сутки. Как тебе нравится? — Он поднял руку и полушутливо, полуторжественно окончил: — Ничего не скажешь, случай забавный. Нина Федоровна перепугалась окончательно, никак разбудить не могла. Угораздило же тебя.
Александр взглянул ему в лицо и не сдержал улыбки, но, увидев мать, умолк на полуслове. Глаза у нее были закрыты, под ними еще резче проступила нездоровая, размытая тень; Нина Федоровна сидела, сдвинув плечи и сложив руки на коленях, и он впервые подумал, что мать еще молода, одинока и не очень счастлива.
Он вспомнил давний, полузабытый случай, лет десять назад, когда мать вернулась с работы вся вымокшая, оставляя на полу мокрые пятна, растопила плиту и долго отогревала непослушные, закоченевшие руки, он подошел, дернул ее за юбку и позвал: