— Настя, — негромко позвала Анна, Анастасия приглушила звук телевизора. — Почему ты не ищешь своего мужчину? Нет, я помню, я все помню. Ты искала, ошибалась, находила не тех. Разве это причина прекратить поиски? Есть же где-то твой, единственный, тот, который создаст для вас двоих одну общую вечность…
— Общую вечность? — с веселой грустью переспросила Анастасия. — Ты переоцениваешь наших мужчин. Общая ночь — это уже роскошь. Зачастую приходится довольствоваться общим часом. Да и я уже не в том возрасте. Опоздала немного.
— Зачем ты так говоришь? — возмутилась Анна. — Ты молода, красива, умна. Ты замечательная женщина, мечта любого мужчины.
— Да-да-да, — покивала Анастасия с улыбкой. — Знаю-знаю. И молода, и красива, и мечта. Вот только общую вечность нужно начинать строить еще в юности, чтобы успеть к старости. У юных нет запросов, нет амбиций, нет «претензий на всю жизнь». Есть только взаимное влечение, желание быть вместе. Чувства обнажены и чисты. В юности судьба дает шанс. Вы еще можете проникнуться друг другом, стать одним целым. Есть готовность жить в шалаше, терпеть и стремиться к мечте. Лишь бы вдвоем.
— Мечтать можно в любом возрасте, — заметила Анна.
— Можно, — согласилась Анастасия. — Но терпеть лишения становится все труднее. Появляется и крепнет тяга к стабильности, достатку. Желание жить во дворце усиливается, а готовность жить в шалаше блекнет. Появляются привычки, устои, традиции и нетерпимость к чужим привычкам и устоям. Кожа грубеет. С годами мы теряем способность проникать в другого человека. И все с меньшим энтузиазмом разрешаем другим проникать в себя.
— Всегда есть шанс найти свою судьбу, — настаивала Анна.
— В зрелом возрасте, в лучшем случае, можно найти соседа по жизни, попутчика, — равнодушно ответила Анастасия; она не спорила, она констатировала. — Того, чье присутствие будет больше радовать, чем раздражать. Назовем это относительной совместимостью. Кроме того, нет в нашем мире свободных мужчин за тридцать.
— Почему так? — удивилась Анна.
— Вернее, достойных мужчин, — уточнила Анастасия с упором на эпитет. — Есть, конечно, те, кто не обзавелся семьей к тридцати годам. Священники, монахи и прочий клир — им нельзя, у них целибат. Есть пораженные тяжелым недугом, есть скопцы — им сама природа запретила продолжать род. Есть геи — эти даже семьями обзаводятся, даже детей усыновляют — вот такой забавный суррогат, печальная бесплодная пародия на семью, издевательство, насмешка над замыслом природы.
— Угомонись, это все крайности, — умиротворенно промурлыкала Анна, полулежа на диване с бутылкой пива.