Анна молча кивнула.
— Нет, — возразил Хозяин. — Ты моя сабка, полностью в моей власти, но лишь до тех пор, пока у тебя самой есть такое желание. Ты всегда можешь покинуть меня — ради другого Хозяина, ради ванильных отношений или просто потому, что ищешь иного счастья.
— Нет! — взмолилась Анна.
— Я твоя собственность? — спросил Хозяин.
— Нет! Нет! — Анне хотелось плакать.
— Именно поэтому ты дала мне имя Шели, «Мой»? — настаивал Хозяин.
Анна не выдержала — разрыдалась.
— С другой стороны, отсутствие ревности — это декларация безразличия, — голос Хозяина звучал ровно, и сердечко Анны сжалось в томлении: чего ждать — прощения или наказания. На все, на все была согласна Анна — лишь бы не изгнание. — Гармония не в ревности, не в ее отсутствии, даже не посередине. Гармония — это баланс, и мы будем подбирать его — кропотливо, из сеанса в сеанс. Для того ты и направлена эмиссаром в этот ванильный мир. Мне нужно узнать тебя — глубже, ближе, а как узнать, если ты сама еще не разобралась в себе?
— Встань, госпожа эмиссар, — и Анна поднялась с колен, все еще не открывая глаз, — боялась, что окажется перед пустым зеркалом, а рядом нет ни Хозяина, ни даже его отражения. — И помни: малый миг вечности, малый шаг бесконечности — это уже много, очень много для одного человека. Ты служишь на Границе, где вечности и бесконечности пересекаются в бессчетном многообразии своем. Нам доступны все они — без числа, без хронометров, без геометрий. Тебе подарена одна из них, так будь же благодарна, не посягай на другие. В нашей с тобой вечности ты у меня одна. В нашей с тобой вечности мне не нужны другие, потому что из тебя одной мы вместе можем сотворить множество женщин — разных, удивляющих, незнакомых.
Анна поняла, что прощена. Значит, все будет хорошо. Теперь все будет хорошо, осталось выполнить последнее задание.
— Эка тебя трясет, подруга, — услышала Анна за спиной. — Давай быстренько в душ, а я пива тебе принесу. Это с непривычки. Ничего, вылечим, не раскисай.
Так, значит, будить Анастасию уже не нужно. Можно заняться собой. Анна ступила на прохладную плитку душевой кабинки. Теплые струи запутались в волосах, прозрачной одеждой заструились по телу. Только сейчас вчерашний день начал отпускать. Когда Анна перекрыла воду, Анастасия уже ждала ее на пороге уборной. В одной руке адъютант держала бутылку пива, в другой — огромное банное полотенце. Вручив Анне пиво, Анастасия ловко вытерла подругу насухо и плотно завернула ее в махровое «платье».
Присели — Анна на диван, Анастасия в кресло. Хозяйка квартиры нашла пульт. Ожил телевизор. Показывали что-то женское, мыльное, глупое — с ряжеными ведущими и подставными гостями. С экрана посыпались лживые эмоции, театральные жесты, пустые слова. Анна не слушала, смотрела и не видела. Теперь, когда возвращение было таким близким, все вокруг казалось ненастоящим, даже не нарисованным, а лишь обозначенным на холсте, как предварительный эскиз, карандашный набросок перед долгой работой мастера. Мастера.