Встал Боря из-за стола, сухо попрощался с братом и Любой, пошел к себе домой. Нес кочерыжку с внутренним значением. Решил посадить семечки во дворе. Жил Боря там же, где и работал. Деревянный домик на улице Коловоротной, вход в комнаты с одной стороны улицы, а в мастерскую с другой. Да и мастерская была на самом деле переоборудованным сараем. Для реставрации денег много места не нужно. Есть закуток — вот и ладненько.
Пришел домой, там жена, Надя. Боря, еще когда был холостой, хотел, чтоб жену Надей звали. Так и вышло.
Надя сидела на стуле, подложив под себя шелковую красную подушку, и вязала старушечий чепчик. Ей заказывали, она вязала. Бывало, давали ей нитки. Тогда работа стоила меньше. Надя предпочитала сама покупать нитки, так можно было урвать лишний рупь. Когда Боря появился в комнате, Надя спросила:
— Ну что, дали?
— Не дали.
— Твой брат, знаешь, жмот.
— Знаю, — опустил глаза Боря.
— Ну и что нам делать?
— Не знаю.
Помолчали. Фарфоровая кошка глядела со шкафа зелеными глазами. Надя накинула пару петель, отложила вязание.
— А этот их гонобобель, будущий лауреат, спит?
— Коля спит. Копит силы перед поездкой. А я вот что надумал, Надя. Что, ежели нам заняться саженцами?
3
— Давай будем потише, — Люба тронула руку мужа. Тот посмотрел на жену:
— Да.
И отправил в рот насаженный на вилку маринованный грибок. Зажевал. За столом висел дух принятия пищи. Вилки елозили по тарелкам, челюсти двигались, рюмки тонко позванивали. Гостей было немного. Только все свои, человек восемь. Боря — без супруги, она дома осталась, чувствовала себя неважно. На месте Коли за столом — три пустые тарелки, одна в одной. И на верхней крестом положены столовые приборы. Подле — недопитый стакан лимонаду.
— А во сколько у него поезд? — в который раз спросила тетя Фифа. Никто не знал, кому именно она приходится родней.
— В полночь. Как раз успеет еще три часа поспать, — ответила Люба.
— Я хочу тост! — сказал нагрузившийся уже Евгений Ноликов.
Встал Денис Иванович Запечный, рыжий, конопатый человек с гусарскими усами, довольно уже пожилой, но сохранивший молодецкий дух. Запечный был вхож в литературные круги. Именно он распознал в Коле будущего писателя. Запечный поднял только что наполненную рюмку водки, посмотрел сквозь нее на люстру, затем окинул взглядом гостей:
— Сегодня нам и грустно, и радостно. Грустно потому, что Николай покидает отчий дом, а значит и нас с вами, и вместо живого общения с ним, нам придется довольствоваться письмами и редкими — да, редкими, молодость, что поделать — телефонными звонками! Мы не знаем, что ждет его там, в столице, каким ребром повернется к Николаю судьба. Но вместе с тем наши сердца переполняет искренняя радость за то, что он, подобно ракете, вырывается из притяжения планеты под названием Ситцево — и по неумолимой траектории движется в Княжие Бары, где вступит в схватку с тамошней литературной братией, приобретет много друзей, еще более — врагов, и наконец победит их всех, потому что меч его таланта выкован, закален и отточен. Буду говорить совершенно прямо — мне, ветерану литературного труда, нравится, как пишет Николай. Да. Возьмем последний его роман, "И будет буря". Как богата палитра Николая при описании страданий главного героя! "Виски Джона будто сжались тисками". "Боль обручем сдавила его голову". "Ледяные пальцы страха сжали его горло, он закричал". А как поэтичен и вместе с тем конкретен Николай в описаниях природы. "В небе засияла семицветная радуга". Точнее нельзя написать, просто нельзя! Николай работал пока в жанре жесткой научной фантастики. Что же, он достиг на этом поприще немалых успехов. Остается лишь пожелать Николаю открыть для нас жанр фантастики сказочной, героической!