Ева попрощалась и ушла, возвращаясь к Михайловскому, который уже проснулся. Похоже девушка задержалась у Этьена чуть дольше, чем хотела.
– Я опоздал, Андрей Ионыч, простите, – тут же повинилась она.
– Ничего, Костя, – врач освежился, умывшись из кувшина над тазиком и, вытирая лицо и руки, повернулся к коллеге, – Где ты был, да будет мне позволено поинтересоваться?
– Осматривал француза и брил его, – ответила Ева, пожав плечами, – Сам он бы не справился.
– Опекаешь? – усмехнулся Михайловский и, вытерев лицо, надел фартук. Глаза у него блеснули хитрой усмешкой. – Ну что, продолжим?
Им предстояло сделать еще пару мазей, а потом заняться рукой майора, чтобы выяснить, в каком она состоянии.
Покраснев, Ева не ответила, но, наверное, так оно и было. Она с удовольствием взялась за работу, а потом они осматривали руку. Поправили дренаж и перешли к пациенту с ожогами.
– Надо подумать, что можно сделать с его лицом, чтобы он не выглядел совсем уж безобразно, – сказала Ева, не в силах не думать об эстетической стороне вопроса теперь, когда жизнь штабс-ротмистра была вне опасности.
– Господь с вами, Константин Евгенич, – штабс-ротмистр усмехнулся, но лежал с закрытыми глазами, как ему и было велено. – Если вы мне зрение вернете, я и тому буду рад. А лицо… с него воду не пить! Жениться мне вряд ли доведется, а матушка меня каким угодно примет.
– Зрение к вам вернется, сами в этом убедитесь, когда через три дня бинты с глаз снимем. И лицо вам соберем, не как раньше конечно, но дети шарахаться от вас не будут. А вот с руками сложнее, боюсь ногти на левой руке не вырастут, так что будет лучше, если в дальнейшем вы будете носить перчатки, – Ева осмотрела его руки, аккуратно сняв бинты.
– Будет повод остаться в армии, – снова усмехнулся штабс-ротмистр, намекая, что офицерская форма предполагает ношение перчаток, а Михайловский мысленно восхитился силой духа этого человека – он всегда находил повод взбодрить себя и других. Медсестры его очень любили, каждую он называл красавицей и не скупился на веселые истории, чтобы развлечь их во время перевязок.
Ева закончила с его руками, и они вдвоем с Андреем Ионовичем приступили к бинтам на лице. Повязка на глазах крепилась отдельно, поэтому ее тронуть не боялись.
– Я читал у Пирогова, что иссечение части свежего рубца дает возможность восстановиться коже заново, – она показала на щеку мужчины. – Смотрите, здесь можно взять лоскут кожи от шеи и приживить его к подбородку. А из части ушного хряща восстановить деформированную часть носа.
– Я тоже читал об этом, – кивнул Андрей Ионович и, дополнив свое пенсне лупой, склонился поближе к лицу пациента, попросив Еву поднести поближе керосиновую лампу. – Ну что, штабс-ротмистр, доверите нам совершить над вами подобное?