Ободренный этой перспективой, он вдохновенно провел первую пару, безраздельно владея вниманием аудитории (вероятно, потому, что Игнат Тищенко на лекции отсутствовал). Потом в частном порядке пообщался с несколькими студентами, которых волновали рефераты, автоматы и прочие нюансы надвигающейся сессии, и направился на кафедру.
Когда-то он самолично оснастил кабинет кафедры чудесной кофемашиной, чем осчастливил не только себя, но и большую часть преподавательского состава. И сейчас кафедра манила его перспективой разжиться порцией хорошего, крепкого кофе.
В комнате было тихо, и Мирослав не сразу заметил, что на диванчике у окна расположилась Степанида Михайловна Вержбицкая – самая взрослая сотрудница факультета философии, перед которой робели не только студенты, но и педагоги.
Миниатюрная Степанида Михайловна, разменявшая восьмой десяток, с годами становилась лишь меньше и суше, но характер и ум ее, в отличие от тела, ничуть не поддавались тлетворному влиянию старости. Наоборот, с возрастом ее суровый нрав только матерел. С таким нравом она легко могла бы командовать всем преподавательским составом факультета как трепещущими новобранцами на плацу, но почему-то сосредоточила внимание лишь на сотрудниках родной кафедры религиоведения.
На контрасте со скромными габаритами Вержбицкой диван казался больше, чем был на самом деле. Степанида Михайловна уютно устроилась в углу у объемного плюшевого подлокотника, почти полностью скрывшись за разворотом газеты, содержание которой, судя по всему, внимательно изучала. На фоне темно-бежевой обивки виднелись только длинная коричневая юбка и черные ортопедические полуботинки тридцать пятого размера. Мирослав заметил ее, только когда она зашуршала прочитанной страницей. Степанида Михайловна изучала свежую прессу каждый день, поскольку современными гаджетами не пользовалась и доступа к Интернету не имела. На ее рабочем столе то росли, то уменьшались аккуратные стопки макулатуры, а сама она периодически негодовала, что газеты с годами становятся все никчемней и «жиже».
– Добрый день, Степанида Михайловна, – поздоровался Мирослав с той сдержанной, но почтительной интонацией, которую Вержбицкая приемлела, то есть чаще всего пропускала мимо ушей. Мирослав давно подметил, что эмоциональные краски в тоне собеседника обычно привлекают ее внимание, от которого не так-то просто избавиться. И стать его объектом Погодину сейчас совсем не хотелось.
– Доброго дня, Мирослав Дмитриевич, – прозвучал из-за разворота по-девичьи ясный голос, которого тоже почти не коснулся возраст.