«Дом паромщика» в Синт-Бертране превращен ныне в музей.
С остатком денег Мемориального комитета мой друг, владелец «Юдолалии», объехал потомков Камиля Вербарна и убедил их продать ему все, имеющее отношение к памяти покойного поэта. Теперь на посетителя «Дома паромщика» отовсюду смотрит с картин и фотографий Камиль Вербарн. На полках стоят его книги, на столе лежат его перо и трубка. Тут же выставлены на обозрение его куртка, часы, письма. Висит акварель с изображением Макса, его любимой дворняжки. Кто-то подарил музею плетеную колыбель, которая, правда, не принадлежала самому Вербарну, однако, говорят, похожа на подлинную. В дни праздника здесь собираются специально приглашенные гости и пьют шампанское, провозглашая соответствующие случаю литературные тосты.
Но при чем же здесь кафе «Дом паромщика»? Вербарн не родился и никогда не жил в этом доме. Его старинный и таинственный замок с изящным вестибюлем в стиле ренессанса сохранился и находится в той же деревне.
Секрет раскрывается просто: поэт регулярно захаживал сюда, чтобы выпить свою пинту. Он приходил сюда посидеть у воды и поразмышлять. Деревенские старожилы еще помнят, как он между двумя кружками часто записывал что-то на оборотной стороне картонной подставки. У одного пз стариков сохранилась такая подставка с автографом поэта, и Мемориальный комитет вступил с ним в переговоры, чтобы приобрести ее по сходной цене и пополнить этим экспонатом коллекцию музея.
Во время своих путешествий по Католическому королевству на Северном море я редко встречал музей, который нашел бы себе столь удачный приют. Для бельгийца место рождения вовсе не самое важное — его он не выбирает. Самое важное Для него — небольшой «Дом паромщика», куда он может решительно направить свои стопы, чтобы здесь, за грубым деревянным столом или монолитной стойкой, выпить свою пинту и поразмышлять о тысяче вещей в молчаливом одиночестве или в шумном кругу думающей вслух компании.
— Дом паромщика, — говорит мой друг, владелец «Юдолалии», — это причал для ладьи Харона, перевозящей нас на ту сторону Реки Жизни...
Подозреваю, что он пересказал мысль Вербарна, но она мне понравилась.
Задолго до того, как современный европеец стал спасаться бегством из бетонного города в загородный домик где-нибудь в лесу или на лугу, задолго до этого у бельгийца уже был второй дом. Назывался он — кафе.
В своих отчетах, мой дорогой декан, мне уже неоднократно приходилось указывать на ту социально-культурную роль, которую в этой стране испокон века выполняли питейные заведения. Не помню, писал ли я тебе, как выглядит настоящее бельгийское кафе.