– Ну и кто ты после этого? – шепнула я, пристально разглядывая своё отражение.
Хорошо, ни синяков под глазами, ни вдруг появившихся на коже изъянов. Всё хорошо, просто бледновата. Но тут уж какая родилась.
Отражению, разумеется, наплевать. В сказке о спящей красавице и семи богатырях на самом деле спрятана сермяжная правда. В момент отражения конкретно тебя, зеркало считает самым лучшим тебя же. Оттого и нет на свете никого румяней и белей. Потому и не ложь сие, а чистая правда. А когда зеркало злой царице вдруг сказало про молодую царевну… то тут было что-то нечисто.
Я открыла кран и снова плеснула на лицо холодной водой. Да уж, какая прелесть, когда на философию тянет. Осталось добавить штрих, что глаза влюблённого в тебя человека должны отражать так же, как зеркало, – и вообще будет прекрасно!
В общем, тянуло на совершенно странные размышления, отчаянно далекие от вполне приземлённых: как себя вести, когда я все же выйду отсюда?
Ничего особо умного в голову не пришло. Поэтому когда я оказалась в комнате, то встретилась лицом к лицу с Лебедевым. Тот уже успел заказать завтрак. Сидел в кресле, пил сказочно ароматный кофе… и смотрел прямо на меня. Свежий, в тёмно-сером костюме, уже при галстуке. Лебедев, ясен пень, а не кофе. На лице – ни следа бурной ночи. Только глаза совсем чуть-чуть прищурил и видно, что сдерживает улыбку – изгиб губ выдает. И сидит же, сволочь, так элегантно – залюбоваться впору. Что я и сделала.
– Доброе утро, Ксюша, – улыбнулся Глеб. – Проходи, присаживайся. День будет не менее напряжённым, чем вчерашний. Поэтому не стоит пропускать завтрак.
Напряжённым? Я принялась искать намек на издевку, но ничего подобного не обнаружила. И стоило бы отказаться, выкрутиться, сказать что угодно, лишь бы поскорее покинуть номер, сделав вид, что вчера ничего страшного не произошло, да и вообще произошло ли… Но есть хотелось зверски. А ещё Кунгур… сама себе удивилась: давно с утра не было такого аппетита. Перенервничала, что ли? Или незнакомая обстановка подействовала?
– Доброе, Глеб, – запоздало отозвалась я, понимая, что долго молчу и просто неприлично пялюсь на него.
– Стоять в дверях не надо, там сквозняк, – лениво заметил Глеб. – Да и можно достояться не только до простуды, но и до того, что на столе ничего не останется.
Была бы простуда, я бы взяла больничный и никуда не поехала. И катился бы Загорулин со своей конференцией до Молдаванки, к подъезду тёти Сары.
А может, и дальше. Если хорошо катящегося человека пинать ногами, то он докатится куда дальше, чем планировал!