Он ничего не ответил, просто смотрел на меня, позволял себя бить, а затем в самый неожиданный момент впился в мои губы жестким, подчиняющим поцелуем. Я растерялась, убежденная, что не так всё это должно кончиться. Вадим прижал меня к первой попавшейся стене, продолжая крепко удерживать на весу. Я всё еще злилась, но теперь эта злость выплеснулась не в битье, а в поцелуи – жадные, животные, даже болезненные. Я впилась пальцами в лицо Воронова, продолжая целовать, ласкать его язык своим. Это не было похоже на наши прежние поцелуи, нет здесь ни нежности, ни ласки, только нечто странно-дикое, пошлое.
Вадим стащил с меня куртку и швырнул ее куда-то в сторону. Чтобы не упасть, я переместила руки на сильные плечи, продолжая принимать поцелуи, что теперь больше напоминали укусы.
- Хочу тебя, - хрипло прошипел Воронов, перенося меня в гостиную на диван.
- Бери, - зачарованным, полупьяным голосом ответила я.
Свитер и джинсы отправились тоже куда-то на пол. Я хотела раздеть Вадима, но он мне не позволил, перехватил мои руки и резко перевернул на живот. Теперь он не был таким нежным и внимательным, как в наш первый раз и я не понимала: нравится мне это или нет.
- Встань на колени, - приказал Воронов, таким тоном он обычно общался со своими подчиненными.
Я встала, потому что не понимала, как такого человека, как он можно не послушаться? Мое тело дрожало, в груди сердце своими сумасшедшими ударами уже, наверное, сломало не одно ребро. Но мне было плевать. Эмоции зашкаливали, достигали запретной отметки, и я понимала, что сейчас только Вадиму подвластно что-то сделать с этим.
Он вошел в меня резко, до упора, до хриплого крика, вырвавшегося из моего горла, заставляя выгнуться дугой и откинуть голову назад. Тянущая боль смешалась с удовольствием, темным, тягучим как смола, удовольствием. Я пальцами вцепилась в мягкую обивку дивана и попыталась устоять на коленях, они внезапно задрожали, стали слабыми.
Вадим вышел, но не до конца, а затем снова вторгся в податливое тело. Я опять вскрикнула и была готова к черту разорвать этот диван, настолько удовольствие было остро-болезненным. Воронов сжал мою талию своими руками и принялся жестко, но так охренительно-притяно брать меня. Это было что-то невообразимое. Я кричала, стонала, принимала его полностью в себе, и радовалась тому, что после не такой уж и краткой разлуки мы снова были максимально, насколько это позволительно природой, близко.
Воронов рычал, вбивался в меня, всё сильнее сжимал мою кожу в своих пальцах. Таким со мной он был впервые, возможно, именно такой он и настоящий, но я не боялась, не хотела, не видела в этом смысла.