Стены лифта засветились, закрывая собой языки пламени — и через несколько секунд опали. Арен сразу начал с любопытством оглядываться, изучая письменный стол, книжный шкаф, гардероб, большое зеркало и узкую кровать — нехитрое богатство, среди которого София прожила всю жизнь.
Она любила свою комнату, особенно письменный стол, за которым было нарисовано множество рисунков и прочитано множество книг. Эти самые книги с трудом помещались в шкафу — хотя, конечно, далеко не все, что она читала, было у нее здесь, многие книги София брала в библиотеке. А в гардеробе Лиз любила прятаться, когда была маленькой, а Рози вообще один раз там уснула во время игры — еле отыскали, а потом хохотали втроем…
— Очень уютно, Софи, — сказал Арен с теплотой, и она чувствовала — ему понравилось. — Доброй тебе ночи. — Он взял ее руку и поцеловал ладонь. — А я пойду.
Он хотел отойти, чтобы начать строить лифт — София поняла это. Но она не дала — обняла за шею и, прижавшись, поцеловала в щеку.
Было немного неловко, потому что она не очень понимала, как себя вести.
— Ты… Арен, когда уложишь Агату и Алекса, приходи ко мне, — прошептала она, ощущая его нежность и трепет. — Приходи, пожалуйста…
— Нет, Софи, — он покачал головой, но не отстранился, а обнял ее в ответ и, наклонившись, легко поцеловал в шею. — Не переживай, мое счастье. Все хорошо.
— Хорошо? — София запустила обе ладони в его волосы и чуть не застонала — так приятно это оказалось и ему, и ей. — Не забывай, что я тебя чувствую. И это трудно назвать «хорошо», скорее «ужасно». Арен, это какая-то бездна, тьма, полнейший мрак! Так нельзя!
— Софи, — сказал император, и его горячее дыхание коснулось ее кожи, заставив замереть от нахлынувших ощущений, — я не хочу, чтобы ты жертвовала собой. Не хочу, чтобы ты была со мной только потому, что тебе меня жаль.
— Не только! Я…
— Я отдал тебе часть своей жизни, ты теперь хочешь отдать мне свою, — продолжал он, поднимая голову и глядя ей в глаза. — Но я отдал лишь часть, счастье мое. Ты же собираешься отдать себя всю без остатка. Не надо.
— Арен… — София хотела сказать, что уже и так отдала всю себя, полюбив его, и то, от чего он сейчас так старательно отказывается — не более, чем формальность, — но не успела. Император коснулся ладонью ее лба, и она мгновенно уснула, расслабляясь в его руках, и уже не видела, как он аккуратно кладет ее на постель, легко целует в губы и шепчет:
— Прости, Софи. Но иначе я бы не ушел, слишком уж хочу остаться. Ты проснешься совсем скоро, и я надеюсь, не станешь сильно на меня сердиться.