Когда все закончилось, младший жрец осторожно промокнул кожу Риэ чистым полотном, на вытянутых руках пронес окровавленную ткань к небольшому алтарю Элай и бросил в огонь. Сестры-богини держат мир в равновесии, и каждая должна получить часть жертвы другой. Даро склонил голову, шепча слова молитвы. Второй жрец отстегнул Риэ и вдруг всплеснул руками в жесте крайнего изумления, подозвал собрата, и они отвернулись и быстро, бесшумно заговорили, указывая на затылок Риэ. Даро переглянулся с другом, который недоуменно пожал плечами.
Один из служителей выбежал, шлепая по воде, заливавшей храм по щиколотку, и через десяток капель вернулся с Высшим жрецом Марай, одетым в прозрачно-голубоватую мантию, с ржавой цепью на груди. Тонкие звенья окунали в воду в первый день служения главного храмового жреца, и он продолжал оставаться голосом богини, пока не рассыплется его цепь. У этого сиуэ звенья уже приобрели благородный темно-бурый оттенок. Жрец подошел к Риэ, взял его за подбородок и внимательно оглядев всю свежую татуировку, качнул головой.
— Тебе сказочно повезло, Посвященный, — низким певучим голосом заговорил он. — Богиня отметила тебя своим знаком. Носи этот символ с честью и не посрами ее доверия.
Когда мальчики вышли из храма, солнце уже село, город накрылся лиловым туманным покрывалом. Риэ молчал, только глаза сияли. Даро поздравил его, хотел спросить, куда он намерен лететь, чтобы отпраздновать событие, но обратил внимание, что друг отвечает невпопад, и умолк на полуслове. Риэ, кажется, даже не заметил этого и просто продолжал медленно идти вдоль канала, глядя в воду.
Для Даро церемония посвящения Марай была лишь этапом взросления. Многие ждали этого, иные страшились, но все Высшие неизбежно проходили через нее. Разбогатевшие представители низших сословий также проводили своих сыновей через обряд и с каждым оборотом посвященных становилось больше. Но для такого, как Риэ… Даро затруднился бы сказать, что это значит для него. Богиня не просто приняла сегодня положенную жертву в обмен на благословение, на пропуск в лучшую жизнь. Она отметила его своим знаком… Когда с Даро случалось что-нибудь важное, ему обычно требовалось переварить это в одиночестве. Даро внимательно посмотрел на Риэ, поймал его рассеянный взгляд и остановился.
— Давай лучше завтра отпразднуем. Или потом, когда захочешь. Уже поздно, я полечу домой.
Риэ не стал возражать, только молча и благодарно улыбнулся.
***
Он дошел до берега океана пешком. В воде лежали пять розоватых лун, звезд не было видно из-за городского зарева. Риэ снял перчатки и нырнул в набежавшую волну. Он плыл долго, приливные валы остались далеко позади, как и столичный неумолчный шум. Теперь его со всех сторон окружала тьма и звезды, словно Риэ парил в космосе. Ладони уловили едва ощутимую вибрацию. Он снова нырнул и прислушался. Где-то далеко под водой пел альсонна. Ему ответила самка, на тон выше. Из глубины доходили ритмичные колебания — это дышали большие раковины. Справа прохладным языком мазнул след какой-то пронесшейся мимо крупной твари. Риэ медленно загребал руками воду, пропускал ее меж пальцев. Тело богини, ее вечная милость… Риэ чувствовал себя так, словно его, наконец, простили. Словно его обнимают ласковые материнские руки.