– А где Ада? – спросила я, пристально рассматривая фото.
– По-моему, вот она, – Лидочка показала на девочку в косынке, стоявшую второй в первом ряду.
– Вы не уверены? – спросила Алина, заметив в Лидочкиных глазах сомнение.
– А сколько лет было вашей Аде?
– Столько же лет было, сколько и вам.
– Много воды утекло с тех пор, – посетовала на память Лидия Васильевна. – Папу только назначили. Столько новых лиц, столько друзей. Я не успевала знакомиться. Я вообще-то человек общительный. Помню я эту девочку, но с ней я мало общалась. Ее привезли в детский дом в очень плохом состоянии, первый месяц она пролежала в лазарете, потом вышла и опять заболела.
– А кто вот эта девочка? – Алина ткнула пальцем в рядом стоявшую с Адой худющую девчушку в такой же косынке.
– Подружка Ады по лазарету. Кажется, ее звали Алла. Пробыла у нас она недолго. У нее нашли открытую форму туберкулеза и перевели в другое место. Наверное, в больницу. К нам она больше не вернулась.
– А ведь они похожи, – констатировала Алина.
Девчонки и правда были похожи как сестры: обе чернобровые, с большими и грустными глазами.
– У вас лупы нет? – спросила я.
– Лупы? – удивилась Лидочка.
– Да, хотелось бы увеличить фото.
– Есть простое увеличительное стекло, сейчас принесу, – Лидочка сходила на кухню и вернулась, держа в руке линзу.
Увы, линза нам не помогла: фотография была старой и нечеткой. Даже увеличив изображение в несколько раз, разобрать черты лица было сложно.
– Н-да, – я сокрушенно покачала головой. – Лидия Васильевна, а вы не помните, у какой из девочек было родимое пятно на виске?
– Я ведь вам говорила, что ни с одной, ни с другой девочкой не дружила. Я их практически и не видела: папа запрещал мне заходить в лазарет. С лекарствами было очень плохо. Чтобы дети друг от друга не заражались, стоило кому-то чихнуть, его тут же изолировали.
– А вот это, наверное, Вера, – воскликнула Алина, указывая девочку-блондинку, которая жалась к нянечке.
– Точно, я эту девчонку хорошо помню, – оживилась Лидочка. – Она очень часто плакала. Нянечка говорила, что она даже кричит во сне, маму зовет.
– А фамилию Аллы, девочки у которой нашли туберкулез, вы не помните?
– Нет.
– А кто может ее помнить? Медсестра, нянечка…
Лидия Васильевна с легкой грустью во взгляде посмотрела на нас:
– Я тогда была ребенком, а теперь… Не все до моего возраста доживают. Нянечка мне уже тогда казалась древней старухой, хотя на самом деле ей было немногим больше сорока лет. И медсестра приблизительно была того же возраста, что и няня.
– Да, конечно, – Алина понимающе улыбнулась. – Люди не вечны.