Они разошлись, когда стемнело. Каждый думал о своем: Лазариэль о жене, которая засела в своей лаборатории, выискивая очередное чудодейственное средство от всех болезней, а Солнечный король о Мэл. Зря он отправил ее в провинцию. Впрочем, может, и нет, ведь когда Клементина все же появится в Эссире, необходимости сопровождать принцессу Алатею во дворец уже не будет. Эту миссию с успехом выполнят ее подруги-дэйвы. Клементина останется в школе, а он уж сумеет убедить жену не мешать делегатам осваиваться в непривычном для них месте. Трусость? Да. Но эта трусость позволит еще чуть-чуть потянуть время, отсрочить неизбежное.
Лазариэль заверил, что Клем не прибудет раньше дня рождения Самиры, возможно даже успеет к самому торжеству, а вот Мэл совершенно точно опоздает.
Сэм обидится, и будет дуться на них обоих, но после ее последней выходки он сам был зол. Он все никак не мог понять, как его дочь, та милая, добрая девочка, которая так доверчиво обнимала его, когда он вез ее из Кровавых песков, вдруг стала такой безжалостной? Он знал, что Самира ненавидит принцессу Алатею, но за что она так возненавидела Клементину? Решиться на такое — ради чего? Или она знает? Но откуда? Если он сам не догадывался, где может быть его дочь, пока две маленькие напуганные девятилетки не оказались в Арвитане.
Тогда, даже еще не видя ее, он чувствовал, как с Мэл, что она рядом. А увидев, осознал окончательно. Подходить не пытался, боялся, что и она его почувствует. И не было слов, чтобы передать его отчаяние в тот счастливый и полный горечи день. Быть рядом и не иметь возможности подойти, обнять, просто почувствовать запах своего родного дитя. Молчать и отпустить, смотреть, как она уходит, и чувствовать, как сердце обливается кровью. Нельзя. Его предупредили, илларская стерва четко дала понять, что если попытается пойти наперекор, потеряет дочь уже навсегда. И он отпустил, но у него появилась надежда, что когда-нибудь она вернется, и он уже никогда никуда ее не отпустит.
Связь истинных уничтожила все его надежды. Ему снова придется отдать ее теперь уже «илларскому демону». Смотреть, как уходит и снова молчать от боли и бессилия. Нет! Он больше не станет мириться ни с илларской стервой, ни с демоном, ни с самой судьбой! Лазариэль говорил много и почти его убедил, но не учел одного — ему было глубоко наплевать на Илларию и ее повелителя, его интересовала только дочь. И если есть хоть малейший шанс разрушить эту связь и заставить девочку остаться с ними в Арвитане, он им воспользуется не задумываясь, даже если для этого придется сразиться с целым миром. Даже если придется сразиться с самой судьбой. Она ему задолжала, и пора бы уже предъявить счет.