Он ухватил меня за плечо, пробормотав:
— Милая, — оттаскивая от стены.
Я перевела на него взгляд.
— Теперь тебе все понятно, насчет меня, — заявила я.
Он сжал губы, выглядя при этом удивленным, прекрасно при этом понимая, что я имела в виду. Я прищурилась, глядя на его губы, а затем перевела взгляд на его глаза.
— Может ты хочешь снова поговорить, что в реальном мире не существует другого вида людей? — Спросила я.
— Мара, — прошептал он.
— Ты все еще хочешь позвонить своей маме? — Спросила я. — Ты готов ее представить моей матери?! Сравнив?!
Он воспользовался рукой, чтобы повернуть мое тело к нему лицом, как только он достаточно близко придвинул меня к себе, его руки сомкнулись вокруг меня.
— Ага, — ответил он. — Мы можем это обсудить, потому что ты все же не права. Но я предпочел бы воспользоваться этой возможностью, заявив, что ты ошибаешься в том, что сможешь справиться со всем в одиночку. Теперь я точно знаю, что прав в своих выводах, более прав, чем раньше, хотя мне тогда и казалось, что ты ошибаешься, — заявил Митч. И его руки, успокаивая задвигались вверх-вниз по спине, несмотря на то, что я была эмоционально взвинчена, мне оставалось только признать, что я стала чувствовать от движения его рук по своей спине действительно хорошо.
— Я абсолютно права. Ты живешь в совершенно другой Лиге, нежели я, — заявила я.
— Дорогая, — пробормотал он, и его губы дернулись, мне показалось, что он готов был рассмеяться, хотя смешного в этом я ничего не видела.
— Твоя мама, наверное, носит двойки — типа юбка и кофта и что-то другое, — заявила ему я.
— Я даже не понимаю, о чем ты, — в ответ заявил Митч.
— Твоя мама носит красивый сочетающийся верх и низ или же блузки с кардиганом, — пояснила я.
— И? — Спросил Митч, что окончательно доказывало мою правоту насчет твин-сетов его матери.
— Скорее всего она добавляет к своему комплекту платки, — добавила я для большей убедительности.
— И что? — Повторил Митч.
Да, его мать точно носила платки.
— Уверена, что твоя мать выбирает очень красивые платки, которые идеально подходят к ее аксессуарам.
— Мара, — громко воскликнул он, отчего я пришла к выводу, что он готов рассмеяться.
— А моя мать предпочитает носить более глубокое декольте.
Вот и все. Весь смех улетучился из его глаз, он нахмурился. Это был сильный удар с моей стороны, означавший, что он лицом к лицу столкнулся с уродством за моей дверью, которое запомнит надолго, если не на всегда, лучше бы он, конечно, не видел всей этой сцены у моей двери, но… он был свидетелем, и теперь она засядет у него в голове навечно.