Сам по себе мыслительный процесс давно уже стал для Отшельника явлением нетрадиционным — отключился он просто-напросто от этого процесса в своем Великом Отрешении, и обратное подключение требовало не меньших усилий, чем требовало в свое время отключение. Поэтому мысли вязались нестройные, узловатые, норовящие то и дело впасть обратно в прохладные летаргические глубины Великих Забвения и Отрешения. Отшельнику приходилось прилагать немалое усилие, чтобы заставить мысли худо-бедно ворочаться в голове и вернуть им хоть малую долю их былой остроты.
Для большего эффекта он изменил положение своего тела в пространстве, приняв позу «мыслителя».
Итак, сковырнуть мир не так-то просто, даже зная о Трех Предвечных Стихиях. Одному дьяволу ведомо, как Мятежник о них узнал: наверное, от Шалой — Посвященной, с которой у него была в свое время сердечная связь. Мятежник, это дьяволово семя, всегда имел подход к женщинам: способность, являвшаяся в былом предметом тайной зависти Отшельника.
Тут неожиданно дал о себе знать, ожив и провернувшись в груди как-то неудобно поперек, стилет Давней ревности — позабытый, ржавый и затупленный, но все еще способный причинять боль. Были ведь времена, когда Отшельнику — тогда еще Фанатику — верилось в благосклонность непредсказуемой Шалой…
Он поднял руки и взглянул пристально на свои ладони, покрытые алой сетью никогда не заживающих шрамов — свидетельства его давней миссии. Тогда он нашел в себе силы передать Стихию по назначению. Именно это заставило его когда-то отказаться от мира. И от нее…
Как бы там ни было, от Шалой или от кого другого, Мятежник узнал о Трех Предвечных Стихиях, одна из которых способна пожрать и сам мир.
В узком кругу Посвященных бытовала легенда, что Стихий поначалу было пять, и покорила их перед самым возникновением мира легендарная раса Хаоса, существовавшая еще до рождения Все — ленной, то есть возникшая намного раньше самих Изначальных. Потом Стихии были отданы на хранение человечеству, наподобие ящиков Пандоры: отдаем, мол, судьбу вашей Вселенной в ваши собственные руки, а свои руки, если что, умываем. Два «ящика» были уже с той поры так или иначе вскрыты, и ничего хорошего из них в мир не явилось, а повылезло, наоборот, такое, от чего этот злополучный мир чуть не ликвидировался стараниями собственных обитателей. Но в конце концов мир выстоял и даже, как это ни странно, выровнялся. Три Стихии, в их числе и самая фатальная, благодарение Небу, оставались до сей поры закукленными, каждая под присмотром Хранителя, передававшего по наследству свою тайну.