Дадли задумался, бессмысленно глядя в окно. Все эти вещи, которым его учил светлейший Хорнеджитеф и пыталась учить мама, были для него сложноваты. Нет, это было интересно, он даже видел, где и как это можно применить. Он даже старался, но последнее время ему хотелось просто немного развлечься. А с этим возникли неожиданные сложности. Благодаря папиной магии, он теперь узнавал о любой шкоде на этапе задумки. И немедленно пресекал любое веселье. Учитель Хорнеджитеф проблему всерьез не воспринимал и говорил, что нужно учиться закрываться. А как закроешься от самой надежной магической связи из всех существующих?! Дадли был в тоске и постоянно перебирал варианты, что делать. А с другой стороны… Дадли встрепенулся: это же ровно та ситуация с конечной точкой! Точка известна: нужно сделать так, чтобы папа не реагировал на его задумки. То есть, конечно, пусть реагирует, но после осуществления, а не до. Как этого добиться? Самый очевидный ответ — научиться закрываться от их связи. Но связь, как уже говорилось, крепка. Чтобы от такой научиться закрываться, магией крови нужно научиться владеть самому. А ему это не светит. Как просветил учитель, в другой стихии ему уже не инициироваться. И слава богам, тут с этой бы разобраться. Кстати, а может ли предложить что-то его родная стихия? Задача ведь вполне по ней — папа считывает его намерения, то есть мысли. Кое-какие защиты разума они с учителем уже проходили. Но это всё не то: все они не дают проникнуть в разум. От магии крови же соорудить защиту на границе разума не выйдет. То есть, нужно или скрыть мысли, или изменить разум, или построить защиту прямо внутри. Это стоило обдумать и обсудить с учителем. Дадли уже понял, что менять что-то в своём разуме — мысль очень-очень плохая. И не только потому что учитель накажет, он поморщился, вспомнив последнюю взбучку по этому поводу (пусть только кто-нибудь скажет ему, что во сне ничего не испытываешь! Ущипни себя и проснёшься! Ага! Как же!). Несмотря на это воспоминание, его настроение улучшалось: решение проблемы забрезжило на горизонте, придав ему нового задора. Дадли радостно вернулся к разглядыванию дороги и пролетающих табличек…
Табличка «Годрикова впадина» появилась как-то неожиданно, вырвав Гарри из оцепенения, в котором он пребывал всю дорогу. Настроение его было каким-то тяжёлым. Наверное, он сейчас должен быть очень грустным, ведь он едет на могилу родителей. Но родителей Гарри не помнил совершенно. Он ловил себя на том, что ему даже немного стыдно. Стыдно, что он не плачет, стыдно, что не скорбит так, как должен. Да, ему, конечно, не хватало мамы и папы, но и сейчас ему жилось неплохо. Он вообще запутался. Что он чувствовал к дяде и тёте? Считал ли их такими же родными, как родителей? Наверное, нет. По крайней мере, назвать дядю папой его не тянуло. Тем не менее, они сейчас были его семьёй, и представлять, что всё сложилось бы иначе, у него не выходило. По сердцу как будто топтался тяжёлый откормленный кот, периодически выпуская когти. И было совершенно непонятно, чего ждать от этой поездки. Ну вот они приедут, найдут могилу — и что? Зачем всё это? С другой стороны, дядя прав — это просто нужно сделать. Гарри одновременно хотелось, чтобы поездка длилась как можно дольше, чтобы она как можно быстрее закончилась и чтобы они повернули назад. В этом муторном состоянии он и находился на протяжении всего пути. Табличка конечного пункта вырвала его из этой пучины.