Невольно на ум опять пришел призрачный караван из позапрошлой ночи. Действительно ли это был морок, или мне довелось каким-то образом заглянуть в прошлое здешнего мира?
Прозрачная вода шипит между камней,
И валунов оскал становится грозней.
Зеленая трава тут очень редкий гость —
Скорее подберешь изъеденную кость.
Вот руны на камнях, а вот арабов вязь
Сливаются в одну вневременную связь.
Здесь караваны шли на север и на юг,
Встречаясь иногда в объятьях горных вьюг,
Но вот уже века царит вокруг покой,
Лишь слышен иногда унылый ветра вой.
Долиной темных сил в селенье под горой
Старейшины зовут ее между собой.
Охотники не раз с вершин окрестных гор
Глядели на ночной искрящийся костер.
Верблюдов караван в серебряном огне
Там мерно проходил и таял как во сне.
Лишь колокольцев звон в далекой лунной мгле
Звучал, и тлел костер, как уголек в золе…
К обеду я вступил в область снегов, и все следы цивилизации исчезли под белым покрывалом. Снег в этих местах, по всей видимости, не таял круглый год, и под многочисленными свежими наносами ближайшей зимы скрипел самый настоящий фирн. Еще несколько десятилетий, и он перейдет в следующую свою стадию, и перевал окончательно скроется под горным ледником. К счастью, мне не грозила напасть карабкаться по ледовому потоку. Разве только непредсказуемая судьба занесет меня в эти места столетие спустя.
И каково же было мое удивление, когда в седловине перевала сверкнули алмазным светом тонкие игольчатые пики изящного, будто плетенного из невесомых кружев строения такой необычайной красоты, что от одного взгляда перехватывало дыхание. Я протер глаза, думая, что это очередной мираж, хотя никогда не слышал о снежной фата-моргане, но дворец, а иначе его назвать не поворачивался язык, не исчезал. Потом на ум пришла мысль о духах Полуночных гор. Но если здешние духи в состоянии возвести такую красоту, то почему же их так боятся долинные жители? Немного постояв, я двинулся к сверкающему впереди чуду, тем более что при всем желании обойти стороной его было нельзя. Вокруг седловины высились неприступные грозные пики, на склонах которых даже снег не мог удержаться. Да и обойди я стороной такое, так потом всю оставшуюся жизнь буду жалеть об упущенной возможности заглянуть внутрь. И хотя какая-то часть моего сознания протестовала против этого безрассудного шага, я упорно двигался в сторону вероятной мышеловки. Говорят, что мышей губит не голод, а в основном любопытство… Что же тогда говорить о человеке…