— Так вы из Киева? — неожиданно обрадовался консьерж. — Что ж вы сразу не сказали.
И он, тут же позабыв о всякой осторожности и безопасности, от радости, что встретил земляка, не откладывая в долгий ящик хорошенько загрузил Иллариона ворохом подробностей, начиная с того, как в детстве жил в деревне, как пришлось переехать к поганым москалям, и что теперь в стране полная разруха, тогда как в советские времена был образцовый порядок.
Забродов рассеянно слушал старика, у которого, по всей видимости, начался приступ словесного недержания.
— Садись, сынок, выпьем с тобой по сто грамм за будущее Украины. Мы, ничего, прорвемся. Вон, скоро в Европе будем.
Политические веяния в речи старика не очень-то импонировали Иллариону. Все-таки он коренной москвич.
Старик уже извлек из пакета бутылку водки и достал два пластиковых стаканчика, но Илларион остановил его жестом руки.
— Я бы с радостью, да вот уже второй год как зашился. Жена все пилила, хватит да хватит.
— Ничего, от одной рюмки еще никто не умирал, — настаивал старик. — Это все брехня врачей. Выпейте, ничего с вами не станет.
Старик так настаивал, что Забродову пришлось пригубить водки из стаканчика.
— Как в Киеве будете, передайте весточку, — не унимался консьерж. — Я сейчас сварганю письмецо.
Консьерж полез в сумку, шурша целлофановыми пакетами. Забродов внутренне напрягся. Пускай с виду старик безобидный, но мало ли что бывает. Он уже сталкивался с этим — и не раз, — когда вдруг из авосек и торбочек доставали взрывчатку или ствол и одним выстрелом в голову отправляли свою жертву на тот свет.
— Уважаемый… — начал Илларион и запнулся.
— Тарас Валерьевич, — подсказал консьерж и тут же протянул руку.
— Тарас Валерьевич, — пожал сухонькую руку Илларион, — Меня Илларионом зовут. Может, выручите меня? В какой квартире живет Гарик Броевич?
— Точно! Я ж забыл совсем, — встрепенулся старик. — Вам помощь нужна, а я тут со своими письмами… Вы извините меня, что отвлек вас, задержал.
— Да, ничего, ничего.
— Всю страну разворовали! Сволочи! Людям есть нечего, а они жируют, особняки строят. Ничего, придет время, поднимется волна народного гнева…
К счастью, Иллариону не пришлось выслушать консьержа о второй мировой революции. Тот, поискав в блокноте, определил квартиру.
— Триста шестьдесят пятая. Седьмой этаж. Выйдете из лифта и сразу налево.
— Благодарю, Тарас Валерьевич. Вы пока письмецо напишите, я передам.
Выйдя из лифта, Забродов подошел к двери общего коридора и нажал кнопку звонка. Он прислушался и чуть отошел от двери, став к ней боком. Вскоре послышался лязг открываемого замка, и зашаркали тапочки.