ОЛЬГА
Я произношу главные слова от всего сердца и не стыжусь их. Они срываются с моих губ, потому что их невозможно удержать внутри. Как невозможно оторваться от его кожи.
От его крепкого сильного тела.
Мне никогда в жизни не было так хорошо. Хорошо… Неподходящее слово, его вообще не подобрать, любое будет недостаточным и слабым по сравнению с тем, что происходит между нами. Я во сне, который то уносит к чистому блаженству, то прибивает к скалистому берегу, об который я боюсь разбиться наотмашь.
И утянуть его за собой.
— Это я люблю тебя, малыш, — произносит он, перехватывая руками мою талию.
Паша шагает в сторону и резковатым жестом расчищает стол, на который следом опускает меня. Я же не разжимаю ладони, которые запутались в его белоснежной рубашке, и хочу, чтобы он сел рядом.
Он садится и притягивает меня к себе, так что я слышу как бьется его сердце. Постепенно находит ровный ритм, которые кажется успокаивающей колыбельной. Хочется закрыть глаза и провалиться в спокойный безмятежный сон. Заснуть на его груди и ни о чем не думать, отдавшись тишине.
— Уже нужно ехать? — я заставляю себя очнуться и поднимаю лицо, находя глубокие глаза Паши.
— Еще есть пара минут, — отзывается он и поправляет выбившуюся прядку, заправляя ее обратно за ухо. — Сюда никто не войдет.
— Хорошо… Пара минут.
Я зачем-то повторяю и вновь прикрываю глаза, и чувствую, как Паша целует мои волосы. Он поглаживает мои плечи и молчит, хотя я все же угадываю напряжение, исходящее от его мощного тела. Он не может расслабиться, ведь кто-то должен смотреть по сторонам и оглядываться, держать ситуацию под контролем.
— Черт, я испачкала тебя.
Я замечаю следы тоналки на его рукаве и перевожу взгляд на свои запястья. Я переборщила сегодня со средством, но у меня не было выбора, нужно было скрыть следы грубых рук Дмитрия. Он все же оставил на мне свои отпечатки, чего не случалось очень давно. Хотя ему не нужно даже прикладывать старания, чтобы появился синяк, достаточно толчка или резкого рывка в любую сторону. Он очень сильный и спортивное прошлое дает о себе знать, так что любой момент потери самоконтроля отпечатывается на мне намертво.
Паша осторожно перехватывает мои руки и смотрит на них. Можно проследить, как темнеет его лицо и сколько глухой злости отпечатывается на идеальных чертах.
— Пустяки, — произношу я на выдохе.
Оно и правда так — две легкие ссадины… Но они есть, и Паша хмурится сильнее.
— Он бьет тебя? — спрашивает он серьезно и кладет пальцы на мой подбородок, чтобы я не думала отворачиваться.
— Нет.