— Я могу дальше сама, — я отвлекаю Пашу от связки ключей, когда он делает последний поворот и вытаскиваю ее из его ладони.
Цепляюсь за дверной косяк и вхожу внутрь самостоятельно. Но Паша надвигается и подталкивает меня, переступая порог вслед за мной. Закрывает дверь.
— Я знаю все слепые зоны Димы, — произносит он сзади. — Здесь камеры только на этаже. В квартире безопасно.
Я угадываю, как он наклоняется и понимаю, что он все-таки хочет поднять меня на руки. И его прикосновения меняются, мы остаемся наедине и в нем просыпается мужчина. Он дотрагивается до меня как до своей женщины, уверенно и не предполагая отказа. А меня обжигает и выворачивает.
Обжигает от безумных чувств, которые я к нему испытываю, и выворачивает от страха.
Что я наделала? Как могла позволить? Его же убьют…
— Нет! — я истеричным рывком оборачиваюсь и, теряя равновесие, хватаюсь за комод. — Нет, Паша.
— Оля, успокойся.
— Ты должен уехать. Я хочу, чтобы ты уехал.
— Нет.
— Что нет? — я задыхаюсь и смотрю на его тихое красивое лицо, на котором не дрогнул ни один мускул.
И он не слышит меня. Все равно делает шаг навстречу.
— Паша, я умоляю тебя… Пожалуйста, уезжай.
— Ты плачешь.
— Нет, нет, хватит!
Он подходит вплотную и протягивает ладонь к моему лицу, чтобы вытереть выступившие слезы. А мне нужно, чтобы он развернулся и ушел.
— Мы не можем, — я качаю головой как заведенная и хочу отмахнуться от него, как от миража, пусть это пройдет, пусть совершенная ошибка исчезнет, пока не случились последствия. — Нам нельзя.
— Малыш…
— Нет! — во мне вдруг полыхает злоба, которая спутывает все мысли и эмоции, неправильные и внезапные, заслуженные другим и принесенные душными воспоминаниями.
Вихрь.
Я задыхаюсь и размахиваюсь. Хлестко ударяю Пашу по щеке, а потом снова и снова. Не знаю, как остановиться, а он никак не реагирует, не отворачивается и молча принимает мои удары. И смотрит прямо в глаза, словно лучше меня знает, что это секундный всплеск и что на самом деле я бью другого мужчину.
Паша относит меня в ванную. Устраивает на мягкий пуф и встречается с моим взглядом, в котором нарастает тревога, несмотря на мои уговоры и его размеренные уверенные движения.
— Мне сообщат, если Дима поедет сюда, — Паша опускается на колени передо мной и обнимает теплыми ладонями мои бедра. — Не думай о нем.
— Не могу.
— Он не появится внезапно. А я останусь, лягу на диване, — он нажимает ладонью, останавливая мои поспешные реплики. — Малыш, ты не видишь себя со стороны. Любой бы остался, в таком состоянии людей не оставляют одних.
— Дима будет рад, если я что-нибудь сделаю с собой.