ПАВЕЛ
Ничего страшнее я не слышал в жизни. Ее хотели изнасиловать. Ее…
Я с трудом прячу шок и не понимаю, как она до сих пор сохранила рассудок. Чем больше я узнаю, какой жизнью она живет на самом деле и что спрятано за высоким витым забором дома Димы, тем тяжелее становится на душе. И тем отчетливее я понимаю, что Ольга сильнее меня. Она такая хрупкая и беззащитная на вид, что хочется закрыть собой и никуда не отпускать, но она прошла через тянущийся годами ад и не сломалась.
Я в свое время сломался. Ушел из спецназа и подался на вольные хлеба. С трудом перетерпел переходную ступеньку, когда пришлось работать в охране важных людей и держать огнестрельное оружие под рукой. Реально под рукой, не где-то там под сидушкой или в бардачке, а так чтобы быстро выхватить и прицелиться за мгновение. Настрелялся я на три жизни вперед и меня тяготила одна возможность, что придется снова. Поэтому я, как смог, перевелся в водители и начал узнавать по знакомым, кто готов вложиться в свой автопарк. Бизнес-план выгорел и мы быстро пошли в гору, так что у меня сейчас сорок процентов от общей прибыли и два крупных контракта на три года.
И ставка личного водителя Ольги.
Ставка всей моей жизни, как оказалось.
Я знаю Стаса. Сразу понял, о ком она говорит. Я пробивал Диму по своим базам, когда устроился к нему и догадался, что попал не в самое спокойное и солнечное место. Впрочем, по Диме видно с каких низов он ожесточенно пробивался и сколько конкурентов успел намазать тонким слоем на подошвы дорогих ботинков. И он бывший боксер, у него отбито правое ухо напрочь и осталась привычка широко и по-звериному раскрывать пасть, когда его захлестывают эмоции. Он прошел проторенный многими путь от спортсмена до бойцовской единицы личной армии, а потом выделился из тупой толпы наличием мозгов и лютой хваткой и начал ходить в любимчиках босса.
Этого босса он потом и сожрал.
Я так вижу его судьбу. Во всяком случае именно такого дерьма я повидал в спецназе.
А Стас был из молодых везунчиков. Он сам не понял, куда попал, но быстро вошел во вкус. Я помню его фотки из досье, которое мне прислали старые знакомые, и перед глазами появляется его блядская усмешка хозяина жизни. И он дотрагивался до нее… Зажимал грязными руками и не давал уйти, издевался и веселился. Она сказала, что он ее напоил. Как? Насильно, да? Впился пальцами в лицо и заставил открыть рот?
— Паша, — Оля зовет, но я пару мгновений слепо смотрю на нее, не зная, как выключить тошнотворные картинки, которые мелькают в моей голове.
Я вижу, как он это делает. Вижу его лицо с фотографии. Вижу испуганную Ольгу. Точно также, как сегодня в баре, когда Дима полез к ней и начал задирать юбку.