Побеждая, надо уметь остановиться.
Лао Цзы
Операция не могла не удаться, поскольку Николай Степанович был самым старым солдатом на свете.
— Сверим часы. Без четверти три.
— Так точно, — сказал Левка.
— Два сорок два, — сказал Тигран. — Сейчас подведем.
— Гусар, — сказал Коминт.
И точно — вернулся Гусар. Встал боком, порываясь убежать обратно и как бы приглашая идти за собой.
— Ну, все, — сказал Николай Степанович. — В три ровно переходим шоссе. Лев, иди за Гусаром, он дорогу знает. И — слушайся его.
— Постой! — вскинулся Левка. — У них же у самих собак — как собак, тьфу. Дато всюду со своим ротвейлером ходит, даже в сауну, и вообще.
— А вы, значит, и об этом не подумали? Нормально, ребята. Всех вас стоило бы расстрелять перед вашим же строем.
Тигран нервно хихикнул.
— А ты, Саят-Нова, что бы ни происходило, хоть голые девки из-под каждого куста полезут — бежишь на пляж и очень метко стреляешь по катеру. Иначе они из своего «владимира» нас пошинкуют мелко-мелко.
— Понял, командир, — сказал Тигран. — Мне тоже этот катер очень не нравится, не знаю, почему.
— Ну, все, — сказал Николай Степанович. — Патронов не жалеть, пленных не брать.
— И блядей? — с сожалением спросил кто-то.
— Женщин и детей не трогать. Мы не горцы.
— Понял, командир!..
Шоссе переползли тишком ровно в три часа. Коминт вел, Тигран шел вторым, Николай Степанович прикрывал. Еще десять минут ушло на поиск отметины, оставленной Гусаром.
— Здесь, — сказал, наконец, Коминт.
Лаз в зарослях ежевики был совершенно незаметен, и выдавал его лишь резкий мускусный запах. Луна, наливаясь багровым, висела справа — на удачу.
Они протиснулись в узкий лаз. Под забором было подмыто, промоину затягивала железная сетка, отодранная с одного конца. По верху забора висела спираль Бруно и светились глазки охранных устройств. А здесь — всего только крапива, зимой не имеющая силы.
Стрелки сошлись чуть пониже трех, когда маленький отряд пробрался сквозь акацию и занял исходную позицию у подножия разросшейся шелковицы. Луна теперь была впереди, очень низко, и на фоне серебрящегося неба резко отпечатаны были силуэты корпусов, тарелка спутниковой антенны на крыше столовой и тонкая труба далекой котельной.
— Этот корпус? — прошептал Николай Степанович, указывая Коминту на ближайший к ним.
— Этот.
— Ну, с Богом: — он перекрестил друга, тот кивнул — и растворился в темноте.