— Горбачев Михаил Сергеевич? — усмехнулся Гумилев.
— Опять смеешься, командир! Имя его не знаю, а зовут — Серега-Каин. И будто бы, брешут, он тот самый Каин и есть!
— Брешут, — сказал Николай Степанович. — Тот помер давно. Ламех его замочил.
Так что — не тот.
— Тебе виднее, командир, — неуверенно сказал Илья. — Может, и не тот.
— В лицо ты его знаешь?
— Да.
— Значит, найдем: Теперь дальше: что это было за паскудство с детишками?
— Ох, командир, командир: теперь на всех цыганах грязь через это! Они это делали, они, понимаешь? Не цыгане. А зачем и для чего, я не знаю. Не побираться, нет. Денег у них и без того: не приснится нам столько даже к большой войне!
— Куда они детей потом девали? Кто увозил, знаешь?
— Морем увозили, а кто и куда — только старая ведьма знала. Вот ее и пытай.
— Оно бы можно было, да сильно мой друг осерчал, когда внутрь вошел и все там увидел.
— Постой, командир. Он что, ее видел?
— Видел.
— И, что?
— Кончил он ее. Да так, что и допросить уже нельзя было. Нечего было допрашивать. Мозги по стенам.
— Он ее кончил — и живой остался?! Значит, можно их?..
— Можно, Илья. Если не бояться — все можно. Илья, вспомни, как ты карателей боялся, а потом они от тебя бегали, от сопляка?
— Тогда, командир. — Илья встал, распрямился. — Боец Агафонов поступил в ваше распоряжение!
— Вольно, боец. Продолжайте песни петь и веселиться!
— А я ведь тебя искал, командир, — сказал Илья, вскрывая очередную банку. — И как из Аргентины вернулся, и потом, когда эти. Была у меня на тебя надежда. И все цыгане тебя искали для меня.
— Это трудно сделать, пока я сам не позволю, — сказал Николай Степанович. — Или не вляпаюсь по неосторожности.
— Я еще там, в болотах, понял, что не простой ты человек, — сказал Илья с гордостью. — Еще до того, как ты открылся.
— Не свисти, боец. Если кто чего и понимал, так это наш Филя. А чего ты из Аргентины-то вернулся? К березкам потянуло?
— Не согласен оказался я с кровавым режимом Перона, — важно сказал Илья и вдруг захохотал.
— Понятно. Жеребца у кого-то увел.
— Не, командир. Выше бери.
— Ну, тогда бабу у Перона. Эву — или как ее там?..
— Не, командир. Еще выше.
— Эйхмана для евреев выкрал?
Илья обомлел. Пустая банка выскользнула из руки и покатилась по столу и шмякнулась на пол.
— Ну ты колдун, командир! — сказал он севшим голосом.
— Так ты теперь должен быть почетным гражданином Израиля?
— Ну так, да. Почетный. Сказали, даже обрезания можно не делать.
— А там тебе чего не зажилось?
— Ну, жарко там. Да и тесно.
— Не развернешься? — посочувствовал Николай Степанович.
— Вроде того. Да и война там все время… И по субботам — ни петь, ни пить!