Но в принесенных майором прошитых и опечатанных полицией листках оказался какой-то особый вид непроходимой болезненно-тяжелой глупости. Совершенно не ожидаемый мною.
Девушку якобы убил молодой священник. Только что выпустившийся из семинарии юнец, всего пару-тройку месяцев назад назначенный помощником пастора в небольшую кирху в двух кварталах от нашего дома. Судя по рекомендательному письму из места его обучения, пылко и ревностно верующий, чистый душой и помыслами. То есть, вряд ли с первого же полусамостоятельного шага ввалившийся в блуд.
Следствие оказалось расписано вкривь, вкось, с кляксами, без последовательности, без какого-либо строя, но мальчишка, вроде бы, сознался господину полицмейстеру лично, что виноват в смерти ведьмы, хотя никаких сопутствующих обстоятельств подтвердить и не может. Не в своем уме юноша? Или совершал убийство в приступе пылкого и ревностного лунатизма, поэтому не помнит, как?.. Впрочем, «убил» и «виноват» не всегда значит одно и то же. Некоторые настеганные своими оторванными от жизни профессорами неофиты с горячими сердцами, пока не обтешутся в мире живых людей, их болестей и горестей, помочь в которых проповеди и наставления на путь истинный бессильны, ведут себя излишне рьяно и, в рьяности этой, запальчиво и забывчиво. Более того, они могут в обывателях поднять волну нетерпимости и фанатизма.
Суда пока не было, суд состоится не здесь и, конечно же, не светский. Как нашего брата колдуна судит собственное братство, а преступления, случившиеся в армии, рассматривает военный суд, так и тут для отчетливого разбирательства повезут вчерашнего семинариста в столицу диоцеза, пред очи архиепископа. Есть у церковников и собственная тюрьма. Осужденных они не вешают и голов не рубят, но какое-нибудь вечное заточение определить зарвавшемуся фанатику могут очень просто. Фанатиков высшие церковные власти не любят и не одобряют сами. Это не афишируется, но заметно по их общей политике.
В таком случае понятно, отчего меня не допускают ближе к делу. Колдунам соваться в преступления, совершенные служителями церкви, не с руки. Наши ведомства и так друг друга едва терпят, с трудом балансируя на лезвии шаткой терпимости. Несколько раз они срывались в бездну конфликта, как было, например, до великого раскола церквей, когда на одном из вселенских соборов вдруг с какого-то перепугу святые мужи призвали верующих к преследованию колдовства огнем и мечем по всей ойкумене. И как было при попытке искоренить колдунов в папской области около трехсот лет назад. И первое, и второе, и другие более мелкие столкновения неизменно заканчивались расколами, реформациями и распадом на ереси самого церковного института, в котором немедленно находились и непримиримые, и финансово пострадавшие, и прочие обиженные, согласия которых идти на войну не спросили. А колдуны либо горели на кострах, либо собирались в братства и давали бой. В общем, заканчивалось все плачевно для обеих сторон, как и бывает при столкновении равновеликих сил. Повторять потом много поколений никому не хотелось.