— Sapere aude! — одобрительно похлопал в ладоши профессор Краус. — Кто раскроет смысл этого выражения? — Окинул он взглядом свою армию, и я зачем-то поднял руку, однако оказался не единственным, знающим трактовку произнесённой фразы. Мне были знакомы эти слова из трудов Канта. Но студент, на которого пал выбор профессора, оказался более точным. — Всё верно. В своих «Посланиях» Гораций писал: «Sapere aude — дерзай думать». Позже Кант расширил толкование изречения: «Имей мужество использовать свой собственный разум». Святая дерзость, герр Шнайдер, — потряс он указательным пальцем в воздухе, адресуя свой жест конкретному «уму». — Святая дерзость — боевой молот юности, дробящий античный мрамор. В вашем мнении я вижу неточность, но, что похвально, это ваше мнение.
— В два часа у меня обратный поезд, а в шесть запись в студии, — прошептал я Эли.
— Обратный поезд? Почему ты говоришь об этом только сейчас?
— Посчитал неважным.
— Неважным? Неважным?! — повторила она во второй раз чуть громче и, засунув тетрадку обратно в рюкзак, рванула вниз по лестнице к выходу.
А я не понял ничего из того, что сейчас произошло. Стук её каблуков барабанил по ступеням «боевым молотом бунта». Бум! Бум! Профессор Краус замолк и в растерянности задержал взгляд на Эли, и я ринулся за ней, догнав уже в коридоре.
— Может, объяснишь?
— Зачем?! — посмотрела она на меня полными слёз глазами.
— Да что с тобой не так?! — не смог совладать я с эмоциями и сорвался на крик.
— Зачем ты приехал? К чему это благородство? Заставить меня чувствовать себя должной?
— Должной? — поперхнувшись, переспросил я, хотя отчётливо услышал всё, что она сказала. — «Заставить» и «чувствовать» — не имеющие власти друг над другом слова, они лишь отражают твой собственный выбор и только.
— Мне нечего дать тебе взамен. — Прижимая рюкзак к груди, вцепилась она в него, будто бы в библию. Будто бы я был самим Сатаной, явившимся за её душой.
— Я что-то требовал? — Она отрицательно мотнула головой. — Тогда о каком долге речь? Эли, хватит всё усложнять. Я поступил так, как захотел. Прекрати переводить отношения в какую-то нелепую коммерцию.
— Ладно, — шепнула она, вытирая влажные щёки. Ей-богу, настроение моего десятилетнего племянника и то более постоянное и поддающееся логике.
На лекцию мы так и не вернулись. Решили скоротать время до моего отъезда в зале библиотеки. И снова, словно по щелчку пальцев, как будто бы ничего и не было. Во что я сам себя ввязал?
Внутри здание уже было наполнено суетой персонала, их по-утреннему негромко звучащими голосами, запахом книг и ароматом кофе. Хотя информационные стойки пока ещё пустовали, студенты, точно грибы, то и дело вырастали повсюду: кто-то шнырял меж секций зала, кто-то шуршал страницами за партой у окна, ссутулившись точно настольная лампа, кто-то дремал на кресле, кто-то пытался получить информацию от занятых беседой между собой сотрудников, на что получал краткий ответ: «стойки информации работают с девяти». Удивительное место. Пожалуй даже, единственное место, пробуждающее во мне тёплую грусть ностальгии по моим давно минувшим студенческим годам.