«…Осеннее утро встречает тусклым светом. Густой, поролоновый воздух комнаты, насквозь пропитан ночными сновидениями. За окном, рассевшись по ветвям, надрывая глотки, кричат чёрные вороны. Зачем? Отчего так рано? Почему всегда в шесть утра? …Нужно вставать. Босиком по холодному полу до ванной. Маленький пушистый коврик приветливо ласкает ступни своими ворсинками. И хочется убежать обратно под одеяло, туда, к манящему уюту хлопка. Но вот ледяная вода касается лица, а в стылый воздух врывается резкий мятный привкус зубной пасты. Утро обретает кристальную свежесть. Улица пуста и угрюма. Горят фонари. Погода по-прежнему нашёптывает колыбельную. Прощай коврик, опять тёмный коридор и холоднющий пол. Брр! Знать бы, как зажечь свет. Нет, не нужен. Глаза протестуют. Тело просится в постель, но аромат чего-то вкусного цепляет нос на крючок и тащит за собой. Синий сумеречный свет пугающе окутал столовую. Мебель скрылась в черноте теней. По крыше гулко стучит дождь. И только в кухне над плитой светятся два тусклых огонька. Единственный обетованный островок тепла во всём доме! Мама готовит завтрак. Нет, не мама. Штэфан. Вооружился лопаткой и стряпает блинчики, вон какая гора выросла на тарелке! Стоит, повернувшись спиной, не замечает, напевает под нос бессловесную мелодию. А на дворе новое тысячелетие, значит, не прозвучит привычное «пятнадцать минут на завтрак». Значит, не нужно будет впопыхах допивать горячий чай, и не нужно будет обувать ненавистные резиновые сапоги и шлёпать по лужам на занятия. Не будет этого парада нелепых прямоугольных рюкзачков, спешащих поскорее ворваться внутрь школы, чтобы укрыться от непогоды. И не нужно мучиться с непокладистым зонтиком, не желающим закрываться с первого раза. Не будет мокрого и грязного пола в огромном холле. Не будет месьё Бонне, прикрикивающего: «Не бегать! Скользко!» И первого сонного урока не будет…»
— Non! — прокричала Дэниэль на французском, явно с чем-то не соглашаясь, прокричала так неожиданно громко, что я выронил блокнот.
Тот звучно шлёпнулся под ноги на пол, туда, где свернувшись калачиком, дремала совесть. Разбудил-таки. Значит, придётся явиться с повинной. Встал в дверной проём и, улыбнувшись, кивнул Дэни. В комнате было темно, и только над изголовью кровати горел ночник. Другой же конец кровати упирался в письменный стол с компьютером, над которым висел двустворчатый старенький шкаф, такие выпускали лет сорок назад, в нашем, например, хранились крупы.
«Пять минут», — не снимая наушников, на пальцах показала Дэни, отстранившись от веб-камеры.