– Вот этот, этот и этот, – ткнула Сенька наугад, только чтобы он успокоился.
– Халёси выбора, насяльника, пиривасходная вкуса, утаньсённая, восхитительная, настоящая знатока! – завел он глаза под лоб точно в экстазе, расплылся в улыбке, как квашня на столе, и принялся засыпать содержимое коробочек в свои почти игрушечные чайнички.
Гости, чувствуя себя перед сидевшим на корточках Бу Хаем как школяры перед кафедрой учителя, решили последовать его примеру. Они опустились на коврики из соломы, помялись, повозились, складывая под собой ноги так и эдак[32] и, устроившись в конце концов по-тамамски, вежливо воззрились на трактирщика, не совсем понимая, что им делать теперь. Запрошенных еды и отдыха им не предоставляли, только обещали, но и то прибытие торжественной делегации старосты отчего-то задерживалось, и с каждой минутой идти на поиски удобств или просто ужина становилось всё более неловко – особенно при таком улыбчивом энтузиазме чайного мастера.
Словно забыв о гостях, он переливал воду из разных кувшинов из чашки в чашку, сливал ее, наливал снова, показывал чашки десятками, невзначай погружая ошалевших путников в такие дебри глинодобычи, обработки, обжига и глазурования, что иному забугорскому землезнатцу и гончару и не снились. Когда же медный чайник запыхтел, хозяин примолк, навострил уши и, услышав что-то доступное одному ему, воскликнул:
– Слысите? Чу… Сюма ветра в ивах… в тутовнике… в бамабуке… В сёсьнах! Вода сварилася!
И проворно сняв чайник с огня, принялся разливать сварившуюся воду по глиняным чайничкам. Пару минут спустя, когда чай напарился, вместо того, чтобы разлить его по чашкам и спокойно выпить, Бу Хай принялся распределять его по всему своему ассортименту чашечек, способному посрамить посудную лавку.
– Есили мы нальем этот чай в эту чаську… а она из гилины хёлёдного севера… аромата будет такая… – азартно совал он одну чашечку-наперсток под нос то Агафону, то лукоморцам.
– Ну, чай, – искоса переглянулись мужчины.
– А есили налить этот же чай в сяську из гилины, привезенной с юзьных склонов холма Пиредков… Сюсьтвуете? Сюсьтвуете?! Иная запаха совсема!
– Ну, чай…
– Есили в сяську из зёльтой гилины, сьто привозят из Таньваня… Сюсьтвуете? Сюсьтвуете?! Силовна другая сорта!
– Ну, снова чай…
– Сделайте умные лица и кивайте! Не позорьтесь перед державами! – прошипела им царевна, хоть сама чувствовала себя не дегустатором, а лопухом, обжуливаемым в уличную игру в три стаканчика. Только тут от нее требовалось угадать, где наилучший чай. После пятой попытки она начинала понимать, что найти яблоко у площадного мошенника со стаканами было гораздо проще.