– Котэнгу злого
На лету остановит.
Без клюва оставит, – продекламировал Ярик, с торжественной серьезностью взирая на сестру – и еле успел увернуться от сапога, просвистевшего над головой. Второй сапог спустя секунду отправился к вамаясьцу и нашел его.
– Дураки! – шепотом прорычала Лёлька, и мальчики беззвучно расхохотались.
– Прости меня, Ори-кун, – Мажору смиренно сложил руки перед грудью и поклонился. – Но ты была сама на себя не похожа, и я решил, что надо что-то предпринять. А что может больше помочь боевому духу самурая, кроме обращения к священным традициям предков?
– Вторым сапогом по кумполу, вот что! Шутник-самоучка, в рот компот! И предки твои!.. И ты, брат!.. – прошипела девочка, чувствуя, как со злостью выходят и тают растерянность и страх. А когда руки сами, не понять отчего, завязали на затылке крупнодырчатую ленту и надвинули на лоб кокошник, к сдавленному ржанию мальчишек присоединился третий голос.
Вопреки ожиданиям, Мажору не пошел к воротам – ни к главным, ни к боковым, ни к тем, куда заезжали возы с припасами и заходила прислуга. Скользя в темноте между деревьями как настоящий ниндзя[254], он повел их к стене.
Княжна видела эти стены, и более того, рассматривала их в своё время внимательно именно с этой же целью: нельзя ли через них будет как-нибудь ненавязчиво перемахнуть. Результат был признан не слишком утешительным. Конечно, месяца через два методичной осады и избиения валунами из катапульт оттуда может выкрошиться камней несколько, и тогда при наличии хорошего скалолазного оборудования, а лучше крыльев, удастся подняться наверх и спуститься вниз – но не ранее. Как запасной вариант, на расстоянии метров в пятьсот друг от друга на самый верх взбегали лестницы для часовых – но для часовых они и оставались, потому что так, как эти отряды самураев, караулить стены в мирное время было просто неприлично.
Но, как гласила вамаясьская пословица, на каждого хитрого самурая найдется ниндзя с сурикеном – и Мажору был полон решительности ее подтвердить.
– Лезьте, – остановился он минут через десять и гордо указал на раскидистую толстую сосну, еле видную в слабом лунном свете.
Лёлька отдала Тихона брату, положила руки на слоистую кору и вдохнула смолистый аромат теплого дерева. Далёкий дом, весна, ручьи, кораблик из сосновой коры с парусом из бумаги, капель – как падающие бриллианты, по обочинам – лёд и грязный снег вперемешку – поверженное воинство отступающей зимы… А рядом – мама и папа, смеющиеся, с большими кораблями в руках, и Ярка маленький еще совсем, бестолковый, прихвативший на прогулку свою неуклюжую берестяную лодку, которая утонула через минуту и которую пришлось под Яркин рёв папе спасать из середины лужи глубиной до колена…