И он обвел широким жестом своих товарищей, с различной степенью успеха силившихся принять вертикальное положение. Тонитама лежал, прерывисто дыша и не шевелясь. Таракану окинул их пренебрежительным взглядом и хохотнул:
– Да, я вижу, Нерояма-сан, что до буси вашим коллегам еще дальше, чем пешком до Рукомото!
– Тогда не смею вас задерживать, Ода-сан, не имею такого намерения, зная ваши премногие неотложные дела. Время позднее, тёмное, а успеть надо много…
На кончиках пальцев его засветился огонек. Непосвященный мог принять его за простой фонарик, но Лёлька с Тихоном на плечах такой иллюзии не питала, и если бы могла, спряталась бы куда подальше или поглубже. У Таракану такого консультанта не было, но ему, похоже, он был ни к чему. Благодушная улыбка на его устах из медовой стала каменной, а на пальцах заплясали похожие огоньки.
– Вы правы, коллега. Очень плохо видно при свете одной лишь худеющей луны, – согласно склонил он голову. – В такую ночь чем больше огней, тем лучше.
И словно по команде огни такого же заклинания полыхнула на ладонях всех таракановцев, только гораздо ярче и пронзительнее, чем у обессиленного Извечного.
– Буси здесь, – отбросив все ухищрения, жестко и коротко заговорил Ода. – Мы это знаем, и вы это знаете. Моё предложение простое. Сейчас вы не в состоянии одолеть даже мухи, не говоря о Таракану. Я бы мог просто забрать вашу добычу и использовать ее, чтобы оживить солдат тайсёгуна, но мои понятия о чести Вечного призывают дать вам право выбора. Кто первый осчастливит Миномёто бессмертной армией, пусть тот и станет Извечным. Через несколько минут я уйду по своим делам, и у меня в руках будет или амулет Грома, или гайдзины. Выбирайте. Если вы заставите меня решать этот вопрос с применением немирных средств, я уйду и с тем, и с другими.
– Вы не посмеете!..
– Вы не можете!..
– Мы будем жаловаться!..
– Посмеет, может, и не будем, – безучастно, словно читал прошлогодний прогноз погоды, проговорил Кошамару-младший. – Мёртвые не жалуются.
За его спиной мгновенно воцарилось потрясенное молчание.
Лёлька и Ярик прижались друг к другу, скованные ужасом. Впервые за всё время в Восвояси они с мертвящим душу холодом осознали своё полное и абсолютное одиночество среди толп людей – равнодушных, трусливых или враждебных – и знание это лишало последних сил. Ни крикнуть, ни двинуться с места… Но даже если бы они могли – что кричать? Куда бежать? Бесполезно. Бессмысленно. Поздно.
В панике княжна попыталась коснуться своего дара, но с таким же успехом она могла пить лимонад из закрытого кувшина. "Тихон, помоги, что делать?!" – беззвучно взмолилась она – как за соломинку в наводнение схватилась, но в ответ то ли услышалось, то ли показалось еле различимое: "…держ… не мо… получ…".