— А я, господин вампир, да будет вам известно, не кусаюсь, — проговорил князь и осторожно, двумя руками, отодвинул от себя графа. — Я по другим делам буду … Стой, Светлана, куда пошла? Ты к нашему гостю давай поближе подойди… Пусть помучается… Проникается духом нашим русским. Ибо как сказал Федор Михайлович, мы, русские, сугубо страдать хотим… Ещё по одной, а, Ваше Сиятельство?
— Мне, князь, уже достаточно плохо… Попросите вашу дочь отойти… Я не ручаюсь…
— Так я за тебя ручаюсь! Что так, выдержки нет, а, господин хороший? Смирить плоть не получается? А что ж тогда в пост приехали, али не православный будете?
— Мой отец в Римской вере был, — простонал граф, царапая длинными ногтями обивку дивана. — Смилуйтесь, князь… Не сделал я вам ничего плохого… Пока не сделал…
— Да и не сделаете… Вот, держите!
Граф до сих пор не видел лица княжны Светланы. Боялся не сдержаться при виде заветной жилки на шее, но сейчас пришлось смотреть ей в глаза. Только мутные они были совсем, цвета не разобрать. Склонилась она к нему, а он, от страха попрать законы гостеприимства, чуть головой спинку дивана не проломил.
— Да возьмите же кружку, Ваше Сиятельство! Как дитё малое! Не отпустит вас, папенька, покуда не выпьете… Неужели не поняли еще? Глаза откройте, горе вы мое луковое! Да как же не совместно вам, папенька, гостя мучить! Он же плачет!
А где-то совсем рядом громогласно хохотал князь Мирослав.
— Бабайка, помоги же мне, бездельник! — кричала княжна. — Голову ему держи, дурак! Как больному… Ну вот, молодчина… А боялись…
Граф с трудом понимал, что происходит. На его щеках лежали чьи-то горячие руки, а об острые клыки стучала деревянная кружка. Он делал глоток за глотком, не понимая, что пьёт, а потом снова упал, но уже на что-то мягкое. Подушку? Открыл глаза и не узнал места.
— Будет вам, спите, — склонилась над ним лохматая голова, и граф ощутил грудью тяжесть маленького тельца. — Спите, — проскрипел недовольный голос. — Жалко, что ли? Все равно сами измяли кружева! Так я вам их выглажу к вечеру, а сейчас дайте придушу маленько…
— Зачем? — прохрипел граф, не в силах поднять рук, чтобы сбросить с себя непрошеного гостя. Точно гири в них вложили.
— Хочется… Домовым природой положено душить, а душить тут некого. Дворника, что ли? А кто тогда самовар ставить будет? Да и пирожки у дяди Вани вкусные. Да что я вам рассказываю, кровопийца! А больше живых тут нет…
— А как же Светлана?
Граф чуть по правде не закашлялся, когда кружева впились ему в кожу. Но руки он поднял не к шее, а к ушам, такое шипение вдруг в них раздалось, что боялся оглохнуть. Привстал — никого. Хотел лечь, да не успел — знатно приложили его крышкой по лбу. И тогда только граф понял, что засунули его в гроб. И даже соломы не бросили, прямо на голые доски уложили почивать. Только подушка была под головой. Маленькая. Пахнущая духами… Нет же, живой плотью. Благоухающая княжной.